Онлайн книга «И жизнь моя - вечная игра»
|
– Сам задержусь. Назло тебе... Вопрос хочу задать. На злобу дня. – На злобу дня и назло мне. Это интересно. – Куда подевались люди из окружения Елизарова? – Это ты о чем, начальник? – Двадцать четвертого января этого года вы, гражданин Орлик, со своей охраной прибыли в дом гражданина Елизарова Владислава Георгиевича. После этого гражданина Елизарова отвезли на его дачу, где он в настоящее время и проживает. А люди из его охраны бесследно исчезли. Гаврилов Илья Михайлович, Ульцев Алексей Павлович, Коряга Борис Иванович... Дальше перечислять? – Зачем? Ни тех, ни других не знаю... А то, что к Елизарову приезжал, так это я дочь его сватать приезжал. Люба, дочь его, моя жена. Или тебе и это не нравится, начальник? – Почему Елизаров отошел от дел? – От каких дел? – Криминальных. – Какой криминал, о чем ты? – Брось паясничать, Орлик. Ты все прекрасно понимаешь... Охранников его ты застрелил, а его самого отправил на пенсию... – На пенсию он сам ушел. А охранников его я не трогал... Да ты сам к нему поезжай, он тебе скажет... – Елизаров овощи на даче сажает, – пренебрежительно усмехнулся Головатый. – И сам как овощ. Чем вы его колете? Аминазин, галоперидол? – Свежий воздух, знойная баба, никаких стрессов. Как в раю живет человек. Потому и спокойный такой... Елизар был вдовцом, и сразу стал жить с женщиной, которую Тимофей определил ему в экономки. Ирина Викторовна действительно подмешивала ему в пищу сильные антидепрессанты – это чтобы Елизара обратно в дело не тянуло. Потому и спокоен он, как замороженный удав. Потому и не доставляет Тимофею никаких хлопот. И язык у него крепко-накрепко завязан... Но без побочных реакций не обошлось. Деградирует Елизар, как личность регрессирует. Что ж, тем лучше. Если вдруг развяжется язык, то уже сейчас психиатрическая экспертиза может признать его невменяемым... – Ты думаешь, я тебе поверил? – А мне главное, чтобы судья верил. – Будет суд. Обязательно будет... Что с Козьминым ты сделал, куда он пропал? – Говорят, на Сейшелы укатил. Там его ищите... – А мне почему-то кажется, его на том свете искать надо. – Если ты хочешь, чтобы я тебе туда визу оформил, так это не по адресу. Я человек законопослушный, – хищно усмехнулся Тимофей. – Науменко из окна выпал. Как ты это объяснишь? – Нажрался и выпал... Со мной однажды такое было. Если б за веревки не зацепился, не было бы меня сейчас здесь. Никогда не забыть Тимофею, как ждановские отморозки выбрасывали его из окна. И Ладу ему не забыть. Как в воду она канула. Вместе с теми подонками. Сколько искал он их, все впустую... – Ну а Науменко за веревки зацепиться не смог. Потому и разбился. – А мне почему-то кажется, что ему помогли разбиться. – Мне тоже кажется. Что доказательств у тебя никаких нет, кажется. Слушай, а чего это ты вчерашний день ищешь? Полгода прошло с того несчастного случая... Тимофей и его парни сработали чисто. Потому и колотится Головатый в бессильной злобе. Хочется ему за жабры его взять, да выскальзывает он из его рук. И так всегда будет... – Несчастный случай будет у тебя. И доказательства будут. Обязательно будут. Через год, через два, но будут. И то, что расстрел в Первомайском районе твоих рук дело, тоже докажу... Тимофей был в курсе, что руоповцы подозревают его в гибели ждановских бойцов. Но и здесь у них нет железобетонных доказательств. А слухами дело не сошьешь... – А политику вешать на меня не надо. Я, начальник, первомайские демонстрации не расстреливал. – Демонстрации, говоришь, – язвительно усмехнулся Головатый. – Что ж, будет и на моей улице демонстрация... Дождешься ты у меня. – Может, все-таки выпьешь? – Тимофей посмотрел на него, как может смотреть заботливая мама на взбалмошного ребенка, который отказывается пить лекарства. – Я тебя предупредил. Майор поднялся со своего места так резко, что стул не удержался на ножках, завалился на спинку. Головатый ушел. Тимофей вызвал к себе техника, который тщательно отсканировал кабинет в поисках прослушивающих устройств. Затем позвал своих верных замов – Алекса и Борца. – РУОП у нас был, – с известных вещей начал Тимофей. – Опять про первомайскую операцию разговор шел. Говорят, ждановских много полегло... – Мы то здесь при чем? – невозмутимо спросил Алекс. Он понял, о чем шел разговор. Но натура у него правильная. Даже если он на все сто процентов уверен, что вокруг нет посторонних ушей, все равно ничего не скажет про мокрые дела. И Борец такой же. – А при том, что менты идею нормальную подали. Хоть и не первое мая сегодня, но на природу бы съездить не мешало. На Ревень-озеро можно съездить, там сейчас и рыбалка, и вообще... – Пахомыч все организует, – оживился Алекс. Рыбалку он любил. И особенно то, что ей сопутствовало. – Не вопрос, на Пахомыча можно положиться, – кивнул Борец. Пахомыч был председателем рыбхоза. Крепкий мужик, не позволил хозяйству своему развалиться. Да и Тимофей в свое время помог ему денежными вливаниями. Свой пакет акций у него, поэтому Пахомыч под уздой. Потому и рыбалку организует, и баньку, и ночлег. Все будет... На природе и о делах можно будет поговорить, о планах на будущее. Вряд ли у Головатого будет возможность заслать к ним в запруду аквалангиста с микрофоном направленного действия. Если он вообще узнает, куда отправился Тимофей. Люба не пришла в восторг от его идеи. Подозрительно покосилась на него, напряженно спросила: – Бабы будут? – Ну какие бабы в деревне? – удивленно посмотрел на нее Тимофей. – Деревенские. И городские. Если с собой возьмешь. А ведь возьмешь. – Не возьму. Он действительно не собирался брать с собой женщин. Этим должен был заняться Алекс. Будет весело на Ревень-озере, но Тимофей еще точно не знал, присоединится он к общему веселью или нет. Не тянет его на чужих баб, но под градусом все может случиться. И долг перед женой его не остановит. Утром за ним заехал джип с охраной. Брезентовка, джинсы, «беретта» в кобуре на всякий случай, нож охотничий за берцем. Удочки он не брал, у Пахомыча все есть. Алекс и Борец дождались его на выезде из города. Вся компания в сборе. Километрах в двадцати от Заболони машины свернули с Рязанского шоссе, пошли по тряской проселочной дороге. Одна деревня, другая. Покосившиеся бревенчатые дома, просевшие крыши, заколоченные дома. Тоска и безнадега. Темная от времени сараюшка с вывеской «Магазин». Типичное сельпо. Молодежи почти нет, в основном старики. Больше болтают друг с другом, чем покупают. |