Онлайн книга «Кондуктор, нажми на тормоза!»
|
Радик молча кивнул. Конечно же, он знал, в чем его обвиняют. Не мог не знать. – Статья сто вторая, убийство при отягчающих обстоятельствах, – продолжал прокурорский. – Много отягчающих обстоятельств. Очень много. Это и пункт «г» – особая жестокость; это и пункт «з» – двух и более лиц; а также пункт «м» – убийство, совершенное на почве национальной или расовой вражды... – А пункт «ч»? – усмехнулся Радик. – Нет такого пункта, – недоуменно посмотрел на него следователь. – Зато бандиты есть на букву «ч». А еще чудаки на букву «м». Это те, которые в Кремле сидят. Это те, которые солдат моих на убой в Чечне гнали... Ты, дядя, еще солдат моих убийцами назови, за то, что они в Чечне национальную рознь разжигали... Ты хоть думай, когда про национальную вражду говоришь. Я заваруху в Чечне устроил, да?.. – Все сказали, гражданин Улич? – нахмурился следователь. – Заметьте, я к вам на «вы» обращаюсь... – Заметил. Извини-те... – А вы опасный человек, Радик Витальевич. Очень опасный... – Для кого опасный? – Для общества. – Для какого общества? – Для нашего. – А ваше общество – это чеченцы? – Представьте себе, да. Они такие же граждане России, как и вы... – Это вы кому сейчас говорите? Мне? А вы это Раисе Васильевне скажите. – Кому? – Раисе Васильевне. Матери рядового Ахтарова. Знаете такого? Нет? – Не знаю. – Зато Беслана Хакамоева знаете. – Знаю. Был такой. Вашими стараниями был. А так бы жил дальше... – Жил бы. И дальше бы убивал... Эта падла рядового Ахтарова убила. На моих глазах горло ему вскрыла. Вы видели, как чеченцы людей режут, нет? А я видел. Для них наши пацаны, что бараны. Голову запрокидывают и по горлу круговым движением... Вы Раисе Васильевне скажите, что Беслан Хакамоев гражданин России. Хотел бы я послушать, что она вам скажет... Следователь молчал. Достал сигарету, нервно закурил. – Вы лично видели, как Хакамоев нашего солдата убивал? – Да. Он еще двоих убить собирался. Я помешал... Надо было на поражение бить, а я в руку выстрелил... Да вы труп осмотрите, там рана должна быть. Автомат «ВАЛ», пуля калибра девять миллиметров... Он в Москву типа в санаторий лечиться приехал... Гражданин России, етит... Если он гражданин, то мне такая страна на фиг не нужна... Радик прекрасно понимал, что следователь прессует его по делу. Три дня назад в ресторане он убил трех чеченцев. Сначала Беслану кадык вырвал, затем Тимура так ударил кулаком в грудь, что у него сердце остановилось. Третьему чеченцу он сломал шейные позвонки... – Успокойтесь, Улич, успокойтесь. Я еще раз спрашиваю: вы лично видели, как Хакамоев убивал нашего солдата? – Еще раз отвечаю, что да. – Кто еще это видел? – Люди, с которыми я был на задании. – Их фамилии? – Боюсь, что я не могу их назвать, – покачал головой Радик. – Почему? – удивленно повел бровью следователь. – А потому что вы ничего не понимаете. Война идет не только там, она идет здесь, на нашей земле. Наша группа в тот день уничтожила пять боевиков. А у чеченцев, если вы не знаете, действует закон кровной мести... Если эта история получит огласку, если чеченцы узнают фамилии моих боевых товарищей, они будут им мстить, будут убивать их жен и детей. А у них у всех семьи... В общем, я ничего вам не скажу... – Тогда я вам скажу. Скажу, что не верю вам. Вы не смогли убедить меня в том, что Беслан Хакамоев убил рядового Ахтарова... – Я думал, что вы пообещаете мне, что информация о моих боевых товарищах останется между нами, – презрительно усмехнулся Радик. – А-а, ну это разумеется, – смутился следователь. – Не верю я вам. Не верю, – покачал головой Радик. – И вовсе не потому, что вы плохой... Скажите честно: чеченцы к вам уже подъезжали? Уже требовали мою голову?.. – Нет... Не было никого... – еще больше смутился прокурорский. – А мне кажется, было... Моя голова уже и так, считай, на плахе. А мои товарищи пусть живут спокойно. За них самих не боюсь, но не хочу, чтобы с их семьями что-то случилось... Не убивал Хакамоев никого. Не убивал... Это я просто погорячился... – Погорячились? Три трупа. И всех голыми руками... – Пьяный был... Это, наверное, еще одно отягчающее обстоятельство? – Скажу так, это не оправдание. – Да я и не оправдываюсь... Я знаю, что Хакамоев убивал наших солдат. Но я не уверен, что этим же занимались другие, ну, те, кого пришлось убить... Я бы и трогать их не стал, если бы они ушли. Но ведь они не ушли. Они сами полезли на меня. А у них оружие, огнестрельное... – Не было у них никакого оружия, – покачал головой следователь. – Как это не было? Я лично видел, как Тимур пистолет доставал. Я оружие выбить хотел, а попал кулаком в грудь. На вдохе случайно поймал... – При осмотре трупов огнестрельного оружия при них не обнаружено. – Ну, может, дружки убрали?.. Да вы у Лешки... У Алексея Коробкова спросите. Он все видел... Еще Настя была и Катя... Хотя нет, эти ничего не скажут... Радику и самому стало смешно. Настя и Катя боятся чеченцев как огня, уж они точно про оружие ничего не скажут. Зато расскажут, что Радик сам на Беслана наехал... Или уже рассказали... И следователя чеченцы тоже запугают. Это он перед Радиком такой храбрый, потому что нет за ним никакой силы, а сам по себе он сейчас не опасен. А чеченцы да, те могут и кровь пустить... За Лешку же он был уверен. Лешка перед чеченцами не сдрейфит... Но в любом случае пистолет только Тимур доставал. А его дружок был безоружным, когда попал под раздачу. Радик же в боевом запале работал на самых страшных боевых рефлексах, которые делали из него машину смерти. Никаких тормозов у него тогда не было, никаких сдерживающих мотивов... * * * Радика учили выживать в мыслимых и немыслимых экстремальных условиях. Он мог спать на снегу в лютую стужу, мог несколько суток провести в железной бочке, выставленной на лютое солнце... Вот в открытом космосе без скафандра он выжить бы не смог. Но тюремная камера не космос, и условия здесь не такие уж суровые. Ну, смердит, ну, воздуха мало, ну, влажность запредельная. Но живут же люди... Не думал он, что его определят в общую камеру. Но так вышло, что именно сюда его и кинули. Это было помещение квадратов на тридцать-сорок, железные койки в три яруса торцами к стенам, народу – жуть. Посреди камеры стоял дощатый стол, за которым важно восседали бритые наголо уголовники – татуировки на плечах, на запястьях, на пальцах рук. Их было человек пять, и они степенно распивали чаи из кружек – кто из алюминиевых, кто из фарфоровых. А на шконках вокруг них гроздьями висели арестанты – кто лежал, кто сидел. Атмосфера тоски и безнадеги. |