Онлайн книга «Лагерный пахан»
|
Лавки, которыми владела мать, находились в промежутке между мясным и рыбным павильоном. По сути, это был целый торговый ряд – три ларька с единым фасадом из итальянского кирпича, бетонный пятачок с каменными ступеньками, где летом можно было развернуть небольшую кафешку. Трофим обошел мясной павильон и оказался на небольшой загаженной мусором площадке между оградой и задней стеной ларьков. Место темное, безлюдное, для разборок самое то. Но ему разборки на фиг не нужны. Сейчас он отдыхает… Он постучал в железную дверь с тыльной стороны ларька, в котором продавался самый ценный и желанный для русской души товар – водка, пиво, сигареты и прочие радости жизни. Это была центровая лавка, и он думал застать здесь мать, но дверь открыла Зойка. В белом кружевном чепчике, в таком же фартучке, сочная и свежая. У Трофима невольно шевельнулось желание. – А ты что, работаешь здесь? С ней он кутил всю позавчерашнюю ночь. Оторвался так, что вчера отсыпался весь день и ночь. Зато сегодня он полон сил. И раз уж Зойка попалась у него на пути, почему бы не согрешить с ней еще разок. В ларьке не тесно, светло и тепло. Кушетка вдоль глухой стены. Витрину шторками можно занавесить… – Да, матушка твоя к себе взяла, – Зойка улыбалась ему так, как будто от него зависело – работать ей здесь или нет. В окно постучались… Только что за витриной никого не было, казалось, выставленный на продажу товар не пользуется спросом, но сейчас на пятачке перед ларьком столпилось человек десять, не меньше. – Ну вот, началось! – раздосадованно вздохнула Зойка и вопросительно глянула на Трофима. «Торговать или нет?» Он хоть и не полный здесь хозяин, но если он скажет «нет», мать его простит и Зойке ничего не предъявит. – Да обслужи ты мужиков. Сначала он сел на кушетку, застланную верблюжьим одеялом в зебровую полоску. Затем прилег, оставил ноги на полу. Чуть погодя растянулся на ложе во всю длину. А Зойка продолжала отбивать нападение страждущего люда. – И не зарастет же народная тропа, – сетовала она, но отпускала товар бойко – по бутылке, по две, а то и целыми ящиками. – Место здесь хорошее, торговля на ура… Да и не только место. Татьяна Николаевна хороший товар закупает, и не дорого, и не паленка. А народ знает, что почем… На Трофима она почти не смотрела, зато он любовался ею. Особенно когда она нагибалась к ящику за товаром. Юбка на ней короткая, черные теплые колготки так соблазнительно облегают горячие упругости… Он уже был близок к тому, чтобы закрыть торговое окошко и задернуть шторки, когда в дверь тихонько постучали. – О! Это, наверное, Татьяна Николаевна! Трофим бы и сам мог открыть дверь матери, но шустрая Зойка его опередила. И недовольно протянула: «Твою мать!» Хотя матерью Трофима здесь и не пахло. В ларек втерся тяжеловесный, но отнюдь не жирный детина в кожаной куртке с меховым воротником. Медвежья морда, медвежья стать, медвежья косолапость… – Зойка, ты чо, не рада мне? Он с ходу попытался облапить ее, но Зойка увернулась. Закрыла окошко, задернула шторки – как этого только что хотел Трофим. – Вот это дело! Детина снова попытался облапить ее, и в этот раз ему это удалось. Схватил ее, водрузил задницей на прилавок. – А я думаю, куда ты подевалась, гы! – Оставь меня в покое! – потребовала она. Но тот, вместо того чтобы отпустить ее, раздвинул ей ноги, втерся между ними. – Ты что, русского языка не понимаешь? Трофим уже был на ногах, но бугай его и в упор не замечал, пока он не заговорил. – А это что за чмо? – встрепенулся косолапый. И медленно, угрожающе скалясь, развернулся к нему лицом. – Кто это чмо? – спросил Трофим. Голос его звучал негромко, но зловещие нотки должны были вогнать противника в ступор. Но не тут-то было. – Ты – чмо! – отчеканил детина. Он был уверен в собственной неуязвимости. И на Трофима смотрел, прицеливаясь к его лицу. Кулаки сжал, сейчас ударит… – Ты хоть и баклан, но за слова придется ответить, – еще тише сказал Трофим. Но противник расценил это как слабость. – Я?! Ответить?!. – презрительно скривился он. – Да кто ты такой? Трофим бы мог сказать, кто он такой, но детина не стал ждать ответа и ринулся на него с кулаками. Но Трофим ловко поднырнул под его руку и ударил в ответ – ножом аккурат под селезенку… Детина нанес ему оскорбление, которое честный вор мог смыть только кровью. И Трофим пустил ему кровь… Но детина не упал, резво, с медвежьим ревом отскочил назад, задом открыл дверь, вывалился на улицу. Зажимая рукой рану, поднялся. Хотел вновь броситься на Трофима, но, напоровшись на его лютый взгляд, сломя голову бросился наутек. – Ты… Ты с ума сошел! – в ужасе глядя на Трофима, заголосила Зойка. – Это же Тетерев, он же второй здесь после Медяка… Трофим спокойно вытер окровавленное лезвие ножа. И так же спокойно спросил: – Кто такой Медяк? – Он за рынком смотрит… – А я слышал, что здесь какой-то Делапут рулит. – Какой-то! Да он самый крутой в городе! А Медяк – его человек, он на рынке самый главный… Ты уходи скорей, сейчас бригада здесь будет. Они же хуже зверей!.. – Зойка осеклась, широко раскрытыми глазами уставилась на Трофима. Он понял значение ее взгляда. – Чего смотришь? – криво усмехнулся он. – Я не зверь. Я – вор! Я за гнилой базар кровью спрашиваю… – Но нельзя же… Нельзя же сразу ножом! – А как можно? Он же тебе чуть шара в лузу не загнал. Ему так можно, да? – Я… Я бы ему еще и не дала… – Да можешь давать, мне-то что… – Как это что? Я же с тобой! – возмущенно выпалила она. – Со мной?!. А чего тогда баллоны на меня катишь? – Я не качу… Мне страшно… Как-то все быстро произошло, и сразу с ножа… – Я не баклан, чтобы резину тянуть. Я – вор! Потому и не торопился Трофим убраться из ларька. Потому и не боялся возмездия. Появятся дружки Тетерева, он порежет всех. Если менты – достойно сложит крылья и отправится на кич. Тюрьмы бояться – себя не уважать… – Уходи ты, а! От греха подальше уходи! – взывала Зойка. – Они же и меня убьют! – Все может быть, – кивнул Трофим. Он хорошо знал, что такое мужские разборки. Если баба под горячую руку попадет, то скопытиться может… Трофим уже собирался уходить, когда послышался топот ног. Что-то ткнулось в прикрытую дверь. – Это они! – в паническом ужасе взвизгнула Зойка. Но в дверном проеме появилась физиономия Мигунка. Глаза горят в ожидании чего-то жутко интересного, на лице застывший восторг. |