Книга Невеста мафии, страница 32 – Владимир Колычев

Но как бы то ни было, мне в любом случае нужно было браться за ночной клуб «Эдельвейс». Оттуда росли свиные уши Горожанова и длинные ноги Татьяны Зуйко. Для начала я должен был опросить стриптизерш, которые с ней работали, возможно, кто-нибудь из них подтвердит более тесную связь между ним и ею, нежели всего лишь приватный танец.

Задача, надо сказать, не простая, если не сказать трудновыполнимая, учитывая мой внешний вид. Знаете, не люблю, когда меня спрашивают, в каком секонд-хэнде я одеваюсь.

Уязвленный низкой статусной оценкой своей персоны, я поймал попутную «девятку». Я не стал козырять корочками, а заплатил водителю, чтобы он подвез меня к ночному клубу «Эдельвейс». И все равно поймал на себе его косой взгляд. Остролицый парень с хвостиком волос окинул меня критическим взглядом и усмехнулся. Похоже, он очень сомневался, что я принадлежу к сливкам общества.

А простым смертным в «Эдельвейс» путь был заказан. В этом я убедился еще на подступах к ночному клубу. Заведение находилось в центре города, на улице Социалистической. Размещалось оно в сталинском доме послевоенной эпохи – без особых архитектурных вычурностей, но длинном, громоздком, с мощным фундаментом и высоко поднятыми межэтажными пролетами. Вдоль фасадной стороны здания тянулся тротуар, но прогуливаться по нему обычным гражданам почему-то запрещалось. Днем – пожалуйста, а ночью – в обход, по пешеходной «зебре» через дорогу и дальше по аллее. А не свернешь – наткнешься на милицейский пост из двух человек, и тебе вежливо предложат изменить маршрут. Можно сказать, что идешь в клуб, но ведь могут и не поверить, потому что к этому заведению подъезжают на машинах, на своих или хотя бы на такси. Парковка перед зданием сплошь заставлена иномарками – от недорогих «Шевроле» до крутых «Порше».

И гаишник здесь машет жезлом – одних привечает, других прогоняет. «Девятка», на которой подъехал я, ему явно не понравилась, и он направился к ней. Парень за рулем занервничал, но я вовремя вышел из машины, и он смог уехать.

Краснощекий, с брюхом старший лейтенант проводил «девятку» пренебрежительным взглядом, в том же духе ощупал меня глазами и махнул жезлом в сторону аллеи. Дескать, проваливай, не место тебе в калашном ряду.

Разумеется, слушать я его не стал и направился к парадному входу, перед которым переминались с ноги на ногу два дюжих парня в строгих костюмах и с рациями в руках.

– Ну, ты что, непонятливый?

Гаишник расторопно опередил меня, преградил путь.

– Зато ты понятливый, – сказал я, предъявив ему служебное удостоверение.

– Ну и дальше что? – спросил он смягченным тоном, но все так же снисходительно.

Хорошо, что хоть с дороги сошел.

– Дело у меня, – кивком показал я на громил.

– Поверь, твои корочки там не работают.

– Посмотрим.

Мой, мягко говоря, малопрезентабельный вид подействовал на охранников, как красный флаг на гестаповцев. Они дружно и молча сомкнулись в стенку передо мной.

– Мне назначено, – сказал я, козырнув удостоверением. – Капитан Петрович, уголовный розыск.

Мое звание ничуть не впечатлило стражей, но служба, которую я представлял, заставила их расступиться. Но еще рано было праздновать победу.

Я смог пройти под пышным каскадом иллюминационных огней над входом в заведение. Дальше был просторный, в мягком красном свете холл с кожаным диваном по правую руку и креслами – по левую. А по центру, перед рамкой металлодетектора, возвышался грозного вида детина с массивным и дубовой крепости лицом. Он смотрел на меня с бездушием рентгеновского аппарата, с механической ревностью выискивающего патологии в человеческом организме. Впрочем, глядя на него, я тут же понял, что забраковал он меня сразу и без права на пересортировку. В какой-то миг мне даже показалось, будто в его глазах вспыхнул красный сигнал. «Дресс-код не сдан, фейс-контроль не пройден!» Потому и не сдвинулся он с места, чтобы пропустить меня дальше, за перегородку из прозрачного пластика, за которой, собственно, и начиналась клубная жизнь.

– Уголовный розыск! Капитан Петрович! – угрожающе надвинулся на него я.

Никакой реакции. Детина даже не шелохнулся.

– Тебе что, проблемы нужны?

Парень едва заметно изогнул губы в презрительной насмешке. Дескать, не в моих это силах доставить ему серьезные проблемы.

– Я расследую убийство Татьяны Зуйко! – выдвинул я последний и очень убедительный, как мне казалось, аргумент.

Но льдина лишь издала звук, но не стронулась с места.

– Ну и что?

– Она работала у вас, я должен опросить всех, кто ее знал.

– Приходи завтра, – бездушно-монотонным голосом предложил он.

– Зачем завтра? Я начну сегодня. Прямо с тебя и начну. Ты здесь самый умный, ты должен ее знать.

– Что-то знаю. Но ничего не скажу. Завтра приходи.

С таким же успехом я мог допрашивать говорящий столб. Ничего не добьешься, только нервные клетки сожжешь.

– Может, лучше через час? С группой спецназа?

Детина лишь надменно усмехнулся и с места ни на йоту не сдвинулся. А когда за моей спиной послышался звук приближающихся шагов, бесцеремонно смахнул меня рукой в сторону. Так медведь лапой осину гнет, чтобы к малиннику продраться. И так все это быстро произошло, что я не успел сгруппироваться и перенести центр тяжести на опорную ногу. Тогда бы он меня не смог сдвинуть с места… Или смог бы? Силища в его руках неимоверная. Да и нога у меня больная…

Парень ничего не сказал, пропуская двух лощеных и хорошо одетых мужчин. Но то, что ради них он отодвинул в сторону меня, указывало на его особое к ним расположение. Один из них, носатый тип с высокомерным выражением лица, запанибратски похлопал его по плечу и, с насмешкой глянув на меня, достал из кармана сотенную купюру и протянул мне. Или он действительно принял меня за попрошайку, или решил повеселить себя и всех.

Я не должен был брать деньги, но взял. И не должен был бить наглеца в живот, но увы. Ударил я несильно и только для того, чтобы он разинул рот, в который тут же влезла его купюра.

Детина не остался в стороне. Он схватил меня за шкирку, как нашкодившего пса. Похоже, он всерьез решил, что меня можно пихать, толкать и пинать, как мячик. И плевать ему, что здесь я, а не он представляю закон.

А с законом шутки плохи. И эту истину я заставил его прочувствовать на своей шкуре. Каблуком здоровой ноги я изо всех сил и точно ударил его по ступне чуть повыше пальцев. Я смог пробить болевую точку, и детина взревел, как раненый носорог. Но и это еще было не все. Освободившись от захвата, верхним изгибом палочки я зацепил его за щиколотку и резко дернул. Этого хватило, чтобы парень с грохотом растянулся на гранитном полу.

Я не стал ждать, когда он поднимется, и повернул назад. Вперед все равно не пропустят, так что лучше отступить. Бежать не позволяла мне гордость и моя больная нога. Поэтому два здоровяка у входа успели преградить мне путь.