Онлайн книга «Томится душенька на зоне»
|
— И мне условный срок обещали. — За что? — За совращение несовершеннолетнего подонка. Оказывается, у нас в стране так: если женщину изнасиловал малолетка, то виновата будет она… Каково? — Мне очень жаль, что так произошло, — немного помолчав, сказал Никита. — Ты так говоришь, как будто в чем-то виноват. — Может, и виноват… Надо было нам вместе быть, тогда, может быть, ничего бы и не случилось. — Да, но у тебя Белла, — сорвалось у нее с языка. — Брось, это всего лишь казус. — Мимолетное виденье, очередной эксперимент. Казалось бы, какое дело ей до Беллы. Ведь ясно же, что ничего серьезного с ней у Никиты быть не может. Да и ситуация совсем не та, чтобы упрекать его в чем-то: сама по уши в грязи. Но ревность колола и душу, и язык. — С ней эксперимент, я так понимаю, удался? — и сама она кололась, как верблюжья колючка. Но и Никита смотрел на нее, как тот верблюд на эту самую колючку, желая немедленно полакомиться ею. Евгения чувствовала, как загорелась ее кровь. Нет, она не страдала нимфоманией и могла обходиться без мужчины сколь угодно долго, а после случившегося так и вовсе презирала секс. Но Никита другое дело, он возбуждал воображение. Он был человеком-праздником, после общения с которым хотелось более шумного веселья, самой настоящей вакханалии. А сейчас она особенно нуждалась в карнавальных эмоциях и сильных, но чертовски приятных потрясениях. И только с ним, и только от него… — Эксперимент? — озадаченно протянул он. — А разве нет?.. Разве со мной ты не экспериментировал? Никогда не забыть, как хорошо ей было, когда он затягивал ее в свои философские сети. Столь же сильным было и разочарование, когда он остановился. Но сейчас она готова была простить ему все… Уже все простила… — Понимаешь, в чем дело, — замялся он. — Тогда действительно был небольшой эксперимент… — Ты добился своего. — Да, но… Ты знаешь, что говорит на этот счет моя Катька? — Что? — Она сказала, что с тобой все равно что с ней, с родной сестрой. Переспать с тобой все равно что с ней… Но с ней-то я переспать не могу. Да и не хочу, само собой… — А со мной? — С тобой хочу. Очень… Ни с кем не хочу, как с тобой… Да и что это вообще за слово такое «хочу»? Мелко, низко… Я люблю тебя… Люблю, как свою родную сестру… То есть, я хотел сказать, что люблю очень, но совсем не как сестру… В общем, я тебя люблю… — Тогда молчи и слушай, что скажу тебе я… Счастливо улыбнувшись, Евгения потянулась к нему и в поцелуе призналась, что любит его. Он же признался в том на словах. Теперь она точно знала, отчего это праздничное чувство у нее в душе. Это карнавал любви… Да, она любит Никиту. И ничего не может с собой поделать. Да и зачем останавливаться?.. * * * Свершилось. Нет больше Жени — подруги родной сестры. Есть Женя — любовь на всю жизнь… Никита чувствовал себя счастливым человеком и даже похабная ухмылка милицейского лейтенанта не могла сбить планку настроения. — Ну, как она, хорошо дает? — мерзопакостно улыбнувшись, спросил офицер. Никита мог бы сказать, что хорошо дать может он сам, кулаком в ухо. Но с ментами лучше не связываться. Поэтому он сделал вид, что не услышал вопроса. И сунул в карман лейтенанту десятитысячную купюру, вторую часть оплаты за свидание с Женей… Договаривался он с дежурным сержантом и аванс отдал ему, но в камеру привел его этот лейтенант с похабной улыбкой. Скользкий тип, Никите хотелось поскорее умыться после общения, убрать с лица липкую пленку, оставленную, казалось, его взглядом. Но страха перед ним не было. Мелкая душонка у этого мента, и сам он трусоватый — больше чем на мелкую пакость не способен… Расплатившись с ментом, Никита вернулся в свою камеру, умостился на свой лежак; вытянувшись во весь рост, закинул руки за голову и с блаженной улыбкой на губах закрыл глаза. Пусть он в тюрьме, пусть впереди его ждут арестантские мытарства, зато теперь у него есть Женя. Рано или поздно они обретут свободу, встретятся и будут жить вместе. Теперь он знал, что это такое — любовь до гробовой доски… * * * Это была самая лучшая ночь в ее жизни. Казалось бы, от любовных ласк невозможно устать, но Евгения все же чувствовала себя утомленной; хотелось спать, но при всем при том сон почему-то убегал от нее. Она думала о Никите, о том, что не так страшна тюрьма, когда есть любовь… Но усталость и ночь брали свое — Евгения почувствовала, как затяжелели веки, как заволокло сознание колыхающейся пеленой. Она уже почти заснула, когда снова открылась дверь. Неужели Никита?.. Но радость, разогнавшая сон, сменилась разочарованием. В камеру входил паскудный лейтенант, о котором Евгения не могла думать иначе как с чувством отвращения и страха. — Налюбилась? — закрыв за собой дверь, спросил он. И уверенным шагом подошел к ней, сел на краешек топчана, на котором она сидела, до подбородка натянув на себя одеяло. — Что вы себе позволяете? — А что ты себе позволяешь, красуля? Это ты перед нами, честными людьми, целку строишь, а грязным уголовникам без разбору даешь… Видел я, как ты с этим здесь куролесила! Евгения почувствовала, как запылали со стыда щеки. Ведь она знала, что в двери есть глазок для надзирателя; а в камере горел свет, когда они с Никитой предавались любви. Но далеко не всегда их тела были накрыты одеялом. Слишком увлечены они были друг другом, чтобы всерьез думать о безопасности. Никита же вообще о том не помышлял. И все норовил выбраться с ней из-под одеяла. Понять его было можно: жарко в камере… Да, скот в лейтенантских погонах запросто мог подсматривать за ними. Если так, он много чего видел… — Это Никита был. Он мой жених! — Кого ты лечишь, мара? — хмыкнул офицер. — Женихом твоим он только что стал… Много у тебя таких женихов? Может, и мне можно с тобой поженихаться? Он вдруг резко схватился рукой за край одеяла и сорвал его с Евгении. Он явно ожидал увидеть ее в чем мать родила, но девушка была в трикотажном костюме, что, конечно же, разочаровало его. Воспользовавшись его замешательством, она перескочила на соседние, незаселенные нары. — Что ты скачешь, как та коза?.. Да ты и есть коза… — Я еще раз говорю, это Никита был, мой жених. И он говорил вам это! — Что он мне говорил? — То, что мы жених и невеста! — Кто тебе такое сказал? — Он! — Мне он сказал другое. Мне он сказал, что не знает тебя. И еще спросил, правда, что ты за блуд села? Я сказал, что правда, но только ты никому не даешь… Он сказал, что на раз-два тебя раскрутит… — Не мог он такого сказать! — в состоянии, близком к истеричному, возмутилась Евгения. |