Онлайн книга «Черный ворон, я не твой»
|
– Звонила? – Дядя! У нас беда! – срывающимся на истерику голосом сообщила Римма. – Успокойся. Она была послушной девочкой. И действительно стала успокаиваться. – Теперь говори. – Герберт все рассказал Андрею. – Что рассказал? – Вину на себя взял. – Идиот!.. – зло сквозь зубы процедил Казимиров. – А ты где была? – А что я могла сделать? – Я же сказал, делай что хочешь. – Сделала. Но уже после того, как он Андрею рассказал… Он успокоился, но поздно. Андрей все знает… – Когда это было? – Три дня назад. – Он мне ничего не говорил. – Мне тоже. Только сегодня сказал… – Может, на пушку берет? – Вряд ли. Он говорил так, как будто точно знал… Твой сын – полный кретин. – Не то слово… Если он дальше начнет говорить, не остановишь. Ты понимаешь, о чем я говорю? Герберт слишком много знал. И если этот идиот откроет рот, то пострадает вся семья, и он в том числе… – Понимаю. – Надо что-то делать. – Что? – Признаваться буду. Раз уж он этого так хочет, будем меняться с ним местами… Герберт сам подписал себе приговор. И как ни жаль его, им нужно было жертвовать в угоду всей семье. – Мне поговорить с ним? Если я скажу, он сам сдаваться пойдет. Но ничего лишнего не скажет. – Ты в этом уверена? – Да. – А я не очень. Надо бы сделать так, чтобы до тюрьмы он не доехал. Ты меня понимаешь? Потянулась тягостная для обоих пауза. Скрепя сердце Станислав призывал привести приговор в исполнение, а Римма понимала что от нее требуется – поэтому и молчала. Она не хотела делать этого, но долг перед семьей обязывал ее к повиновению. Герберт не заставил себя долго ждать. – Глаза у тебя плохие, – сказал он, глядя на Римму. – Что-то случилось? Глаза у нее плохие… Никогда не слышала она, чтобы так говорили. Глаза плохие… Но ведь в самом деле плохо у нее на душе, темно, страсти холодные и липко-тягучие, как черная смола. – Андрей все знает, – зло сказала она. – Что знает? – Все!!!.. Что я сплю с тобой… Что ты мать свою убил… – Откуда? От сильного волнения лицо Герберта пошло красными пятнами. – От верблюда!.. Есть один такой верблюд, Герберт его зовут… Зачем ты сказал Андрею, что убил свою мать? – Я не говорил… – Вообще ничего не говорил? – Говорил… Про тюрьму спрашивал. Как там живется… – Зачем ты спрашивал? – Сознаться хотел… Чтобы отца спасти… Чтобы ты с Андреем не была… Чтобы ты мужчину во мне видела… Я бы сознался, но ты меня отговорила… – Ты и так сознался. Андрей знает, что ты свою мать убил… – Но я ему про это не говорил… Хотел, но не стал… – Про наши общие дела с ним говорил? – пронзительно посмотрела на Герберта Римма. – Нет, что ты! – еще больше разволновался парень. – Об этом я никому и никогда!.. – Точно? – Точнее не бывает… – И в тюрьме не проболтаешься? – В тюрьме?!. Нет, и в тюрьме не проболтаюсь… А почему в тюрьме? – Потому что там Андрей. Потому что ты спал со мной. Он из тебя душу там вытрясет, ты меня понимаешь? – А он знает, что я спал… Думаешь, будет мстить? – А ты так не думаешь? – Не знаю… Он не похож на чудовище… Но все может быть… А почему ты заговорила про тюрьму? – Ты точно идиот! Андрей все знает – за тобой скоро придут! – Мрак! – в паническом замешательстве схватился за голову Герберт. И с надеждой посмотрел на Римму. – Ты не могла бы с ним поговорить? – Может, ему денег дать? – язвительно скривилась она. – Нет, деньги не помогут. – А кто деньги ему в машине швырял? – А-а, это я по дурости… – А ты у нас дурной, да? – Выходит, что да. – И жадный… – Это здесь при чем? – А при том, что по тебе тюрьма плачет. А знаешь, как в тюрьме таких, как ты, называют? Крысами их называют. Крысы у своих крадут… Откуда у тебя деньги, которыми ты швырялся? Герберта передернуло изнутри, глаза испуганно расширились, красные пятна на щеках уступили место мертвенной бледности. – У меня есть деньги… – жалко пробормотал он. – Деньги деньгам рознь. То были деньги из нашей последней партии… Мешок один раскрыт был, там одной пачки недоставало… Значит, твоя работа! – Нет… То есть я не хотел… Рука сама… Герберт затрясся, как заклинивший флюгер во время сильного ветра. – Крыса ты! – Я больше не буду!.. Он упал перед ней на колени, руками обхватил ее голени. Римме пришлось приложить усилие, чтобы высвободиться. – »Больше не буду» – для детского сада, – презрительно усмехнулась она. – А ты уже взрослый. И должен отвечать за свои поступки… В тюрьму пойдешь… – Что скажешь, то и сделаю! – И будешь держать рот на замке. Говорить будешь только по делу – убил мать, виноват, готов нести наказание. И больше ни о чем ни слова! – Я… Я понял… Прости меня, пожалуйста! – Прощаю. Римма считала себя злопамятной женщиной. Но при всем при том не умела держать зла на Герберта. Не тот он человек, на которого можно было обижаться. И даже то, что он украл деньги из общего семейного котла, не настроило ее против него. Если бы это сделал тот же Герман, Римма, не задумываясь, рассказала бы дяде Стасу и сама настояла бы на жестокой расправе. А Герберта простила уже на следующий день после того, как узнала о его проступке. И, возможно, никогда бы не завела этот разговор, если бы не обстоятельства… – А это правда, что Андрей ушел от тебя? – поднимаясь с колен, спросил Герберт. – И что с того? – А то, что ты должна меня ждать. Я выйду из тюрьмы, и мы поженимся… Римма внимательно посмотрела на него. Иногда в нем просматривались признаки здравого ума, он мог говорить и предлагать умные вещи. Но еще чаще с ним случались приступы идиотизма, и тогда он городил такие огороды, что становилось стыдно за него. Но Римма в таких случаях не стыдилась за себя, когда она врала в ответ на его завиральные идеи. |