Онлайн книга «Черный лебедь»
|
– Но я не убивал Игоря. – Не знаю, не знаю. Вас опознала соседка потерпевшего. Вы приходили к Семипольскому незадолго до его гибели, на клавише звонка и дверной ручке обнаружены отпечатки пальцев, идентичные вашим. – Квартира была закрыта. – Ай-яй-яй, Всеволод Владимирович! В квартире обнаружены следы вашей обуви. Вы ходили по квартире. И возле трупа ваши следы. Опять же, отпечатки ваших пальцев. – Но я никого не убивал! – Смерть наступила вследствие механической асфиксии. Вы задушили свою жертву руками. – Не душил я. – Я понимаю, вам грозит очень большой срок за убийство. Возможно, даже смертная казнь. Но на вашем месте я бы не отпирался. От убийства вам не отвертеться. Даже если вы действительно не убивали, все равно не отвертеться. Давайте подумаем трезво и так же трезво оценим сложившуюся ситуацию. Вы занимались дзюдо? – Занимался. – Воевали? – Да. – Потерпевший жил с вашей законной супругой? – Жил. – Ну и кто вам после этого поверит, что вы не убивали? Я и сам прекрасно осознавал, что попал в такой капкан, из которого так просто не выбраться. Но не хотелось брать на себя убийство. – Но я же не убивал! – Да, но у вас был мотив его убить. Он жил с вашей женой. Вы воевали в Афганистане, а он жил с вашей женой. Был и другой мотив. И я не знаю, как бы повел себя, если бы застал Игорька живым в его квартире. Очень даже может быть, что я действительно придушил бы его. – Я советую вам хорошо подумать, Всеволод Владимирович. Соседка потерпевшего, гражданка Селиверстова, утверждает, что вы были не в себе, когда шли к Семипольскому. Уже одно это может свидетельствовать о состоянии аффекта, в котором вы находились. А ваши сложные отношения с законной женой наводят на мысль об убийстве из ревности. Вы понимаете, о чем я говорю? Я молчал. Если честно, я плохо соображал. – Хорошо, я объясню. Вас могут осудить за умышленное убийство по статье сто второй. В лучшем случае пятнадцать лет лишения свободы, в худшем – смертная казнь. Но вас могут осудить по статье сто четвертой. Убийство в состоянии сильного душевного волнения. Получите четыре года. А может, и меньше. Суд учтет ваши заслуги перед Родиной, все-таки вы исполняли интернациональный долг, а это дорогого стоит. Следователь убеждал меня долго, настойчиво. Но я не хотел сдаваться. Мало того, что я не убивал Игорька, я не хотел брать на себя вину тех людей, которые нагло меня ограбили. Но следователь не унимался. И сумел доказать мне, что чистосердечное признание в моем случае – это единственно возможный выход из сложившейся ситуации. В конце концов я написал это признание. А вечером ко мне в КПЗ пришла Женя. Она прилично заплатила дежурному милиционеру, и он разрешил нам остаться в камере на всю ночь. Она принесла мне домашней еды, бутылку вина. Печальная моя участь, печальная обстановка, печальный ужин. Мне смерть как хотелось напиться, но я отодвинул в сторону бутылку вина. – Сейчас выпью и буду спать как мертвый. И как я мог тех уродов прозевать? – Прозевал не прозевал, а время вспять не повернешь. Так что можешь немного выпить. – Хотел бы много. – А это ты брось! – Не бойся, не сопьюсь. А завтра этап в СИЗО, там сухой закон, там ты старшину не подкупишь. Не хочу тебя пугать, но я признался в убийстве. – Ты – сумасшедший! – встрепенулась Женя. – У меня нет другого выхода. За убийство в состоянии аффекта мало дают. Четыре года отсижу, и на свободу. А так и расстрелять могут. – Может быть, ты и прав. Но ты поторопился. Я с хорошим адвокатом договорилась. Скоро он с тобой встретится. – Дорогой адвокат дорого стоит. – Для тебя ничего не жалко. Как проклятая работать буду, как-нибудь расплачусь. Работать буду, тебя ждать. Если, конечно, тебя посадят. – Посадят. А ты меня не жди. Даже если четыре года, все равно много. – Глупый ты! Да хоть пятнадцать лет, я все равно буду тебя ждать! Я знал, я был уверен, что Женя скажет это. Как был уверен в том, что она никогда не предаст. Я подумал о том, что Женя не способна на предательство, и на душе кошки заскребли. Сам-то я однажды предал ее. Как хорошо, что она простила меня. Как хорошо, что не отрекается от меня сейчас. Но лучше бы отреклась. Для нее лучше. – А нужен я тебе такой? – с горечью спросил я. – Уголовник да еще без гроша в кармане. – Еще одно слово в том же духе, и я отсюда уйду, – нахмурившись, пригрозила она. – Молчу, молчу. Ушла она только утром. И у меня не возникло чувства, что я вижу ее в последний раз. Я был уверен в том, что она будет меня ждать. И верил, что дождется. В тот же день под конвоем меня отправили в городскую тюрьму. Там я и встретился с адвокатом, которого наняла для меня Женя. Он внимательно выслушал меня. И предложил изложить чистосердечное признание с некоторыми изменениями. В частности, я должен был написать, что накануне убийства Игорек натравил на меня своих псов-охранников. Я так и поступил. Адвокат же нашел свидетеля – моего друга Витьку, который и подтвердил сей факт. Он отыскал тех самых амбалов, с которыми я дрался. Они также дали показания. Факт ограбления так и остался за кадром. Следствие не узнало о найденных сокровищах и ночном нападении на нашу квартиру. Ларец с драгоценностями и мешок золотых червонцев исчезли бесследно. Взамен же я получил четыре года лишения свободы. Мне хотелось верить в то, что суд будет милостив ко мне. Но я не поверил своим ушам, когда судья огласил приговор. Все-таки добился адвокат того, чтобы меня осудили по статье сто четвертой. Убийство в состоянии сильного душевного волнения. И приговорили меня всего на четыре года, к тому же общего режима. 9 За окном воет метель, по стеклу жалобно скребется сосновая ветка. Но батареи топятся хорошо, сквозняки не гуляют, и под одеялом так тепло. Еще вчера я трясся в холодном «столыпинском» вагоне, страдал от беспредела, который творил конвой. А сегодня наш этап уже на зоне. Теплое спальное помещение карантинного блока, тишь да гладь. Через недельку нас разбросают по баракам – так по старинке назывались здесь приличные на вид общежития, очень напоминающие по своему устройству армейские казармы. Это зона общего режима, здесь нет тюремных камер на манер тех, в которых я парился в следственном изоляторе. Есть только штрафной изолятор и помещения камерного типа, но я не собирался забивать болт на порядки, установленные инструкциями и правилами. Я же не блатота какая-то, чтобы отрицать все и вся. Работать так работать, в чем вопрос. |