Онлайн книга «Адвокат Казановы»
|
Конец фразы следователя прозвучал менее уверенно, чем ее начало. Мерцалов усмехнулся: – Как видите, бывают случаи чудесного воскрешения. – Что вы голову мне морочите? – вскипел следователь. – Инга Сереброва мертва. Я сам видел ее труп в морге. Она обгорела, как головешка. И кольца у нее на руках были. И джип искореженный. Я сам опознание проводил, так что не вешайте мне… Предложение осталось незаконченным. Мужчина устремил взгляд на картину на стене в кабинете Серебровой, и в глазах его появился суеверный ужас. – Ой, мамочки! – проговорил он еле слышно. – Правда, что ли? Вы и она… Вон та, на стене… Она и вы. Вы что, одна женщина? – Подите к черту! – проговорила сквозь зубы Инга Петровна, отворачиваясь. – Нет, вы уверены? – обратился следователь к Мерцалову. – Может, только ее близнец? – Нет, Инга Петровна Сереброва, собственной персоной, – терпеливо проговорил Мерцалов, понимая, что нельзя сейчас требовать от следователя слишком многого. – Ну что же, разберемся… – проговорил тот, смахивая со лба капельки пота. Картина вторая. Врач склоняется над неподвижным телом Вощинского, осматривает его, проверяет реакцию зрачков, трогает пульс. – Он жив, – заявляет медик будничным тоном, словно речь идет о необходимости постановки клизмы. – Пуля прошла навылет, не задев кость. Скорее всего мужчина просто находится в шоке. Ничего страшного, быстро пройдет. Дайте ему нашатырь. Елизавета и сама не отказалась бы от нашатыря, поскольку не в состоянии выйти из оцепенения: она все видит, все слышит и даже может внятно отвечать на некоторые обращенные к ней вопросы. Ее трогает за рукав Андрей. Она смотрит на него, не понимая, откуда он здесь взялся. И вообще, интересно знать, что делают здесь все эти шумные люди. Ее глаза слепят фотовспышки, в ушах не смолкает чудовищная какофония звуков: лязгают наручники, шаркают десятки ног, раздаются отрывистые команды… Картина третья. Серебров подставляет руки, позволяя надеть наручники. В голове Елизаветы срабатывает переключатель, и ее спокойствие разбивается вдребезги. – Позвольте, что вы делаете? – кричит она, отталкивая Андрея. – Куда вы его ведете? Отвечайте! Я его адвокат. – Серебров Дмитрий находится в розыске за совершение особо опасных преступлений, – бормочет человек в форме, защелкивая браслеты на запястьях арестованного. – Отойдите, гражданочка. Не стоит орать мне в ухо. Я всего лишь выполняю распоряжение начальства. Дубровская бросается к следователю, который разговаривает с кем-то по телефону. – Скажите им! – требует она, дергая мужчину за рукав. – Они должны отпустить Сереброва! – Не мешайте, я разговариваю, – отрывисто бросает тот. Он уже пришел в себя и выглядит вполне сносно для человека, увидевшего воскресшего мертвеца. – Вы не имеете права! Я обжалую ваши действия в суде! – А я напишу на вас в адвокатскую палату, – устало говорит он, но все же убирает телефон. – Что вы от меня хотите? – Я прошу отпустить моего клиента. Он невиновен! – Мы разберемся. Пока обвинения с него не сняты. – Но подождите, – вмешивается в разговор Андрей. – Инга Петровна Сереброва жива, стало быть, прежнее обвинение уже не имеет силы. Кроме того, стоя за дверью, я слышал: она фактически признала убийство Норы Малининой. В Вощинского стрелял опять-таки не Дмитрий. Что вы тогда собираетесь вменить ему в вину? – Да хотя бы побег из следственного изолятора! – Но позвольте! – задыхается от возмущения Елизавета. – Он сбежал из изолятора, где его содержали незаконно! – Тем более, как законопослушный гражданин он должен был сидеть на нарах и ждать, когда восторжествует правосудие. – Но это абсурд! – И с абсурдом разберемся тоже! Дубровская схватилась за голову, чувствуя, что сходит с ума. – Ну вот что, – говорит она решительно. – Я еду с вами и обязуюсь убраться домой сразу же, как только в отношении моего клиента изменят меру пресечения на подписку о невыезде. А потом, так и быть, разбирайтесь! – Ваше право, – бурчит следователь и обращается к Андрею: – Вам также придется проехать с нами. Вы являетесь важным свидетелем по делу, и ваши показания будут зафиксированы в протоколе. Он какое-то время смотрит на Елизавету, потом опять на Андрея. – Надеюсь, у вас к нам претензий не будет. А за все неудобства вы должны благодарить свою жену. – Я догадываюсь, – улыбается Мерцалов. – Но мне не привыкать. Уже не в первый раз такое. – И, судя по всему, не в последний… – глубокомысленно замечает следователь и поворачивается спиной. Несколькими днями позже. Ольга Сергеевна, сидя за вечерним чаем, обмахивалась газетой, словно на дворе был разгар лета. События последних дней всколыхнули ее уютный домашний мирок, и ей не терпелось узнать о них больше. Досадно, что сын и невестка ее стремления никак не разделяли, отвечая на вопросы односложно, словно боясь выдать какую-то тайну. И ее любопытство распалялось еще сильнее. – Так вы говорите, что Вощинский и эта… как ее… Сереброва были любовниками? – сказала она, словно невзначай. – Какой кошмар! – Как раз в этом ничего кошмарного нет, – заметил Андрей, подливая себе сливки в кофе. – Они просто любили друг друга. И имели на то право. – Но позвольте, у Серебровой был муж! – возмущенно воскликнула Мерцалова. Она не переносила, когда кто-нибудь пренебрегал семейными ценностями. – Дмитрий был лишь пешкой в чужой игре, – заметила Лиза. – Мы так и не узнаем, испытывала ли Инга Петровна какие-либо чувства к нему или он изначально играл роль жертвенного барашка. Парень был молод, красив. Но он являлся лишь нарядной вывеской с надписью «Официальный муж Инги Серебровой». По-настоящему ее сердце принадлежало Павлу Алексеевичу, ее верному другу и поклоннику с самых юных лет. «Ах, как романтично! – подумала Ольга Сергеевна. – Пренебречь молодым красавцем-мужем ради старого, проверенного временем любовника…» Мерцалова уже простила влюбленной паре отступление от супружеской верности. Во всяком случае, в их истории не было пошлости, которая встречалась сейчас среди молодежи на каждом шагу. – А я все думаю, может, пригласить Вощинского к нам на воскресный обед? – выдала она замечательную мысль, представляя, насколько занимательно будет общение со старым другом, про которого она сейчас знает самые сокровенные тайны. – Говорят, он идет на поправку. Пусть посидит у нас, развеется… Мерцалов едва не поперхнулся кофе. – Не думаю, что идея хорошая, мама, – заметил он осторожно. – Боюсь, в том, что произошло, Павел Алексеевич будет винить нас. Вряд ли мы составим ему отличную компанию для воскресного вечера. |