
Онлайн книга «Побег из гламура»
— Что ж ты, первый раз видишь человека и сразу ему свой телефон даешь? — недоверчиво переспросил Резаный. — Ты ей веришь, Серый? — Не-а… — Серый угрожающе задышал и приблизил лезвие к щеке Леры. — Порезать ее? — Может, и придется. — Резаный уставился на Леру цепким немигающим взглядом. — Лучше рассказывай все, что знаешь! И смотри — нам врать нельзя, вредно для здоровья! И Лера, торопясь и сбиваясь, рассказала этим двум уголовникам про свой сегодняшний неудачный вечер. Про бумажник иностранца, про девиц из агентства Василисы, про стычку в дамской комнате… — Вот она с моего телефона и звонила! — закончила она свой рассказ. — Ты ей веришь, Серый? — снова спросил человек со шрамами своего подручного. Видимо, он доверял его мнению в таких вопросах. — Черт ее знает… — протянул тот. — Может, и не врет… А зачем им бумажник того иностранца понадобился? — У нее же денег не было! — наставительно проговорил Резаный. — Сама воровать не умеет, вот и решила чужую добычу отобрать… — Это не по понятиям! — хмуро проговорил Серый. — Жить захочешь — про понятия забудешь! — Может, вы меня отпустите? — взмолилась Лера. — Я вам рассказала все, что знала… — Ага, — осклабился Серый, — сейчас отпустим. На все четыре стороны. Тусклый свет блеснул при взмахе лезвия, и Лера успела подумать, что больше ей ничего не нужно — ни выпивки, ни кокаина. Ни еды, ни одежды, ни жилья. Ничего и никогда… Седрик уверенно вел машину по московским улицам. Впервые за долгое, бесконечно долгое время Катя чувствовала покой и уверенность. Странное дело, она больше не доверяла своим старым знакомым, но доверяла этому совершенно незнакомому человеку, человеку, которого впервые увидела всего час назад… Они проносились мимо ярко освещенных ресторанов и клубов. Казалось, Москва вообще никогда не спит. Седрик, словно прочитав Катины мысли, проговорил: — Странный город! Кажется, здесь нет обычной, нормальной человеческой жизни. Ваши соотечественники не живут — они только делают деньги и потом лихорадочно тратят их. И все меряют только деньгами… Я нигде, ни в одном городе мира не видел такого показного богатства. У каждого второго москвича на руке часы, стоимостью равные дорогому автомобилю, у каждого третьего — автомобиль, который стоит больше, чем приличный дом на Лазурном берегу… — Ну, вы все же, наверное, преувеличиваете… вряд ли вы успели разглядеть здешнюю жизнь… — Может быть, Катрин, может быть, я немного преувеличиваю… — произнес Седрик с мягкой виноватой улыбкой. — Может быть, совсем чуть-чуть, вот столько… — Он соединил указательный и большой пальцы в красноречивом жесте. — Но все же это очень странно… Зачем так выставлять напоказ свое богатство? Это аморально, аморально и смешно… Я знаю очень богатых людей, миллионеров. Они не носят одежды от «Дольче и Габбана»… Их просто не поймут! Они одеваются в приличные, но не слишком дорогие вещи. Прямо скажу вам, Катрин, я и сам принадлежу к до—статочно богатой семье, но никто из моих родственников не ездит на «бугатти» или «феррари». Зачем это нужно? Зачем пускать пыль в глаза? Хороший дом, хорошая, надежная машина, хорошее образование… Что еще нужно человеку? Седрик повернулся к Кате, словно призывая ее подтвердить свои слова, сделал небольшую паузу и продолжил: — И это в католической Европе! А в Соединенных Штатах, где общественным мнением правит протестантская мораль, к этому относятся еще строже. Протестант должен много работать, чтобы разбогатеть, и он должен разбогатеть, чтобы делать добрые дела, заниматься благотворительностью. Если человек тратит свои деньги на дорогие вещи, на предметы роскоши — он плохой протестант! Он попадет в ад! Известный инвестор, миллиардер, когда-то выдвигавший свою кандидатуру на пост президента, Росс Спиро, гордится тем, что живет в доме ценой тридцать тысяч долларов и носит костюмы, купленные на распродажах. Конечно, это уже крайность, исключение, но ведь известно, что исключения подтверждают правила… — Седрик проводил взглядом обогнавший их «майбах» и понизил голос: — Знаете, ведь в Европе и Америке смеются над вашими соотечественниками, над тем, как они сорят деньгами, как глупо ведут себя… Больше того, несмотря на дорогую одежду, их очень часто принимают за нищих… — Как это? — переспросила Катя. — Очень просто! У ваших новых русских выражение лица, какое бывает только у попрошайки. Когда француз, или бельгиец, или англичанин обращается к кому-то с вопросом или просьбой, у него приветливое выражение лица, он улыбается. Но когда нищий обращается с просьбой о деньгах — он старается разжалобить своего собеседника, поэтому не станет улыбаться. И ваши соотечественники почти никогда не улыбаются, поэтому их часто принимают за нищих, думают, что они пытаются своим угрюмым лицом разжалобить, вызвать сострадание, чтобы потом выманить у собеседника деньги… знаете, как эти ваши попрошайки… — Седрик состроил жалобную гримасу и пропел высоким умоляющим тоном: — Поможите кто сколько может! Мы люди не ме-естные! Третьи сутки живем на вокза-але! Катя подумала, что при своем демонстративном незнании русского языка Седрик очень многое сумел подметить в России. Он снова виновато улыбнулся и проговорил: — Простите меня, Катрин… Я наговорил много лишнего. В любом случае вы вовсе не такая. Я рад нашей встрече, честное слово, рад и надеюсь, что мы еще увидимся. А сейчас мы приехали… И он затормозил возле подъезда шестиэтажного дома, где жили Гревские. Катя поблагодарила Седрика, вышла из машины и направилась к будке охранника. — Я к Гревским, в двадцать четвертую квартиру, — сообщила она выглянувшему из будки заспанному парню в камуфляже. — Чего? — переспросил тот, неодобрительно осмотрев Катю с ног до головы. — В двадцать четвертую? Так их нету. — Как — нету? — переспросила Катя, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног. — Нету — значит, нету! — злорадно ответил охранник. — Уехали они, днем еще уехали на вокзал. Катя хотела еще что-то сказать, но парень закрыл дверцу будки, давая ей понять, что разговор закончен. Катя развернулась и побрела по улице. Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Только что у нее была надежда, больше того, уверенность, что все ее неприятности позади, что еще немного — и она попадет в уютный, гостеприимный дом друзей, примет ванну или хотя бы душ и заснет в чистой, теплой постели, а утром… утром за ней приедет Виталий, и жизнь вернется в привычное, счастливое русло. А теперь все стало еще хуже, чем прежде. Прежде она хотя бы была не одна — с ней была Татьяна, сильная и решительная, которая пришла ей на помощь, подставила свое плечо, привезла к себе домой… |