
Онлайн книга «Все кошки смертны, или Неодолимое желание»
Он выжидательно замолчал. Но по тому, как он все это произносил, можно было догадаться, насколько трудно далась ему подобная просьба. ― Ладно, валяй, ― согласился я. ― Делай карьеру. Но только одно условие… ― Все, что она знает про Шахова, ― первым делом тебе, ― быстро произнес он. ― Что ж я, правил не знаю? Мы тепло попрощались, хоть я и испытывал легкую досаду: интересно было одним глазком взглянуть на клинику доктора Ядова, которую построил Понос. Короткая перебежка через двор и на этот раз обошлась без осложнений. То ли Прокопчикова маскировка имела такой успех, то ли я преувеличивал значение своей персоны в глазах Людей с большой буквы. Люсик открыла мне в уже родном моему воображению стеганом халатике: наверное, она за это время вообще не выбиралась из дома. ― Между прочим, ― еще в прихожей сообщила она, ― тут звонил молодой человек, назывался вашим коллегой. Малов вроде бы или Малахов… Ах ты, гад, без особой злобы подумал я, и тут хотел подлезть! Но вслух только спросил: ― Чего ему было надо? ― Говорил, хочет посоветоваться. Насчет какой-то пропавшей девушки. Я сказала, что ничего не знаю, так он потом прямо в дверь пришел звонить. Вот тут я напрягся. ― И что? ― Ничего, ― улыбнулась она, и веснушки заиграли в пятнашки на ее лице. ― Я ему не открыла. ― Боже, какая вы умница! ― с таким пылким жаром произнес я, что она в ответ лукаво поинтересовалась: ― «Умница» ― значит, опять целовать будете? Сердце у меня с места в карьер заколотилось так, что я испугался, не слышен ли грохот на лестничной площадке. ― Буду, ― сказал я, не слыша собственного голоса. На сей раз ее губы ответили моим в полной мере. Голова у меня до того закружилась, что я чувствовал: отойди Люсик сейчас в сторону, я просто упаду. Но она никуда не отходила. Потому, что мы уже не могли оторваться друг от друга. Я крепко держал ее за плечи, а она как-то так удачно повела ими, что стеганый халатик, как живой, сам собой поехал вниз. И клянусь, клянусь вам всем, что есть на свете для меня святого: следующие полчаса были самыми блаженными в моей треклятой жизни! Потом, вернувшись из душа, она прямо голышом уселась перед компьютером ― режьте меня, если это не был прямой намек на скорое продолжение! Но заговорила деловито: ― На этом диске все немного по-другому. Даже не немного, а совсем-совсем. Он разбит на папки, и у каждой свой код, но уже попроще. Я пока тебя ждала, успела открыть две, но смотреть не смогла. В общем, ты понимаешь… ― Сколько их там? ― спросил я, все еще нежась в постели. ― Много, больше тридцати. И на каждый «Брутусу» требуется минут по десять. Тебе они все сейчас нужны? ― Сейчас ― не все. Я бы начал с одной конкретной. ― Тогда бери стул, садись рядом. Смотри, как они устроены. Сначала текстовый файл. Фамилия, имя-отчество, год рождения, а дальше что-то вроде истории болезни. Потом идут видеофайлы, где-то больше, где-то меньше. Тебе кто нужен, ты знаешь? ― Да. Воробьев-Приветов Валентин Олегович. ― Давай искать. Но история болезни Поноса никак не попадалась. С учетом двух довольно значительных перерывов (уложиться в десятиминутную работу «Брутуса» было нам совершенно не под силу) прошло часа три с половиной, пока Валькин файл не всплыл на поверхность. Вопреки ожиданиям, Люсик на этот раз почему-то превозмогла себя, накинула, зябко ежась, халат и села перед монитором вместе со мной. Сразу после паспортных данных начинался анамнез. Понос обозначался здесь сокращенно: «В-П». «В-П рос в полной, обеспеченной, по советским меркам, семье. Отец ― инженер, мать ― профсоюзный работник. Учился ровно, считался „хорошистом“, но друзей среди сверстников не имел. Благодаря рыжим волосам и фамилии (по отцу Панасюк, впоследствии смененной) имел уничижительную кличку „Понос“, на которую остро реагировал, лез в драку. Мастурбировать начал довольно рано (11 лет). Не очень хорошо понимая, по собственным воспоминаниям, что в реальности представляет собой половой акт, в фантазиях при мастурбации ограничивался видом обнаженных одноклассниц и учительниц, к которым проявлял мелкие жестокости вроде наказания ремнем (так наказывали его дома). У психиатра первый раз обследовался в 13 лет. Родители отвели его к врачу после того, как он крайне жестоко обошелся с младшеклассником, назвавшим его обидной кличкой. По словам самого В-П, ему поставили диагноз: неврастения (по всей видимости, по гиперстеническому типу), проявляющаяся в ослаблении внутреннего торможения, несдержанности и раздражительности. Родителям объяснили это пубертатным возрастом, в котором находился подросток. Порекомендовали покой и отдых, смену обстановки. В-П был отправлен в профсоюзный детский профилакторий на Черном море, где с ним произошел инцидент, оказавший существенное влияние на его либидо и определивший дальнейшее развитие главенствующей фобии, переросшей в сексуальную перверсию…» За суховатым научным слогом отчетливо вставала реальная картина происшедшего: мне приходилось расследовать подобные дела. Валька оказался в компании элитных деток профсоюзных боссов, где все матерились, курили и бегали в придорожный ларек за портвейном. Причем девочки мало чем отличались от мальчиков. Здесь по вечерам играли «в бутылочку» на поцелуи, более созревшие в половом отношении уже обжимались в кустах. Однажды группа его приятелей напоила четырнадцатилетнюю девчонку и затащила в пустую палату, где совершила групповое изнасилование. Их было четверо, Понос пятый, все сильно пьяны. Валька был младшим, но его прихватили с собой потому, что вместе распивали вино. Понос плохо помнил потом подробности происходившего, говорил, что просто сидел в темноте на кровати и слушал, как под смешки, пыхтение и матерные комментарии насильников пытается звать на помощь девочка. Когда подошла его очередь, ему деловито посоветовали: если будет орать, заткнуть ей рот ладонью или придушить маленько. Он сдавливал жертве шею, хотя она больше не сопротивлялась и не кричала. Судебно-медицинская экспертиза показала, что девочка умерла от удушения, но установить, кто конкретно это сделал, так и не удалось. Поскольку ее отец тоже оказался большой шишкой, всем несовершеннолетним участникам дали по максимуму — по десять лет, а Вальку, как не достигшего возраста уголовной ответственности, отправили в каширскую спецшколу для подобных мальчиков-правонарушителей. Мне как-то раз пришлось побывать там в связи с одним делом, и я, помнится, пришел к выводу, что в колонии для несовершеннолетних живется куда вольготнее. В Кашире Понос пробыл два года и вышел на волю, чтобы дальше жить с мыслью: или он убийца, или его первое соитие произошло с трупом. |