
Онлайн книга «Все кошки смертны, или Неодолимое желание»
― И что вам нужно было от Нинель? ― поинтересовался я. ― От нее лично ― ничего, ― гневно затряс брылями Панич. ― Она сама волнует меня как… как вчерашнее дерьмо в гальюне! Он замолчал, и я тоже ― впечатленный этим натуралистическим образом. ― У Петра Борисыча дочка пропала, Марта, ― серьезным голосом сообщил Малой-Малай. ― Ее ищем. ― Что значит пропала? Сбежала с заезжим цирком? ― хмыкнув спросил я. Но тут же по лицам гостей понял, что для них это отнюдь не повод для зубоскальства, и тоже перешел на деловой тон: ― Ушла из дома, похитили? ― В Москву уехала, вместе с подружкой, Светкой Михеевой, ― с тяжким вздохом понурился соломенный папаша. ― Теперь это называется пропала? ― удивился я. Подумал и уточнил: ― Или «пропала» ― в смысле стала «совсем пропащая»? ― Во всех смыслах, ― отрубил Петр Борисович. — Сначала вбила себе в свою баранью башку, что будет, видите ли, топ-моделью! Топ! Понимаете? Топ! ― повторил он, сжав изо всех сил зубы, словно ногой по полу топнул. ― Сперва-то ничего: мечтала актрисой стать, все по театрам ходила, ни одной премьеры в городе не пропускала. В школьных спектаклях первые роли играла. Мы с матерью нарадоваться не могли — чем бы дитя ни тешилось, лишь бы по улицам не шастало. Думали ― какая там актриса, перебесится, а потом пойдет на экономический, отучится, возьму к себе на фирму… На глазах у Панича выступили крупные слезы. Слова он выплевывал, явственно борясь с комком в горле. ― А потом началось: стала бегать, понимаешь, дура вместе с этой своей кривоногой Светкой в секцию при бывшем Доме пионеров: там какие-то шарлатаны заманивали разных идиоток вроде как учить походке на подиуме и прочим пакостям… А результат один: вся комната в журналах с полуголыми девками! Ну, я бы ей дал походку, да целыми днями делами занят, а мать… покойная… больно мягка была. То ли показалось, то ли голос Петра Борисовича и впрямь при воспоминании о супруге дрогнул, дал короткую жалостливую слабину ― как половицей скрипнул. Но Панич уже снова взял себя в руки и продолжил: ― А не стало жены ― ровно через месяц просыпаюсь: записочка. «Дорогой папа, не волнуйся, я уезжаю в Москву…» и все такое прочее. Светка тоже родителям отписала, чтоб не волновались, и обе сгинули. Только как это «не волнуйся», если она тут же пишет, что едет в какую-то специальную школу моделей?! А в ее комнате, куда ни глянь, журналы эти голыми задницами наружу! ― И что, больше никаких сведений от нее не поступало? — сочувствственно поинтересовался я. ― Да нет, сперва звонила… Тараторила что-то насчет этой школы: живем, дескать, в лесу, на свежем воздухе, режим у нас, зарядка, гимнастика, эстетику с психологией преподают, а пить-курить нельзя, и даже романы с мальчиками воспрещаются… Но все разговоры как-то на скорую руку, вроде впопыхах… Я ей: Марта, да что ты все о школе, расскажи хоть о себе толком! А в ответ одно: «Ой-ой, папочка, у меня уже карточка кончается!» ― Он попытался изобразить свое чадо, но вышло неважно: вместо заявленной девической скороговорки рычание оскорбленного отцовского самолюбия. ― Сперва звонила! ― поставил я ногу на первую твердую кочку посреди общей зыбкости и невнятности. ― А потом? Лицо моего посетителя посерело и словно подернулось глубокими трещинами, как старый асфальт, а его кустистые брови двинулись вниз, к переносице, угрожая оползнем, за которым мог последовать настоящий обвал. Но природную катастрофу в последний момент успел предотвратить детектив Малой-Малай. ― Не звонит, ― сообщил он официальным голосом. ― Уже больше двух недель. Наступило молчание, которое для моих визитеров имело, по-видимому, некий зловещий смысл. За недостатком трагических подробностей я поддерживал паузу исключительно из вежливости, но недолго. Покашляв для порядка в кулак, поинтересовался о своем: ― Ну а при чем здесь Нинель? ― При том! ― вспомнив, что он немножко динозавр, рявкнул Панич. Но его снова мягко обошел на вираже постепенно набирающий обороты в беседе Малой-Малай. ― Нинель при том, что дней десять назад в Пензу заявилась эта самая Светка ― ну, подружка, с которой Марта укатила. Петр Борисыч как узнал, так сразу поехал к ней домой, расспрашивать. А она в дурке. ― То есть? ― не сразу понял я. ― В дурилке, в психушке, — пояснил детектив. — В психиатрической лечебнице. Да еще в строгом отделении. Как родители на следующий день после приезда ее из петли в сортире вынули, так сразу туда и отправили. Снова наступило молчание. Во время которого я задумался о том, что дело и впрямь может оказаться серьезным. Малой-Малай деликатно кашлянул и продолжил своим протокольным голосом: ― Но еще до того Михеева матери рассказала: никакой школы моделей, да еще в лесу, в помине не было. Приехали они по объявлению в какую-то фирму на конкурсный отбор, встречала их эта самая Нинель и потом ее папаша. Чего-то там наговорили девчонкам, наобещали с три короба, сказали, на модель сперва нужно пробоваться, те сняли квартиру на двоих где-то у Сокола… ― Пробоваться… ― с ненавистью процедил Панич. ― Господи, могу себе представить!.. ― В общем, ― заключил Малой-Малай, ― одна в сумасшедшем доме, другая неизвестно где. ― А что-нибудь еще эта Михеева успела рассказать? ― Я сам не сразу заметил, что уже включился и жадно требую подробностей. Малой-Малай открыл было рот, но был прерван властным мановением руки хозяина. ― Стоп! ― объявил решительно Панич, и его густые медвежьи брови опять сгрудились на краю, а глаза двустволкой уперлись мне в лоб. ― Что это мы все рассказываем да рассказываем, а вы помалкиваете? Вам-то эта Нинель на кой была нужна? Я пожал плечами. Нам скрывать нечего. ― Ее сводная сестра ― моя клиентка. Хочет расследовать убийство отца ― того самого фотографа, Шахова. А Нинель у него работала. Вот, собственно, и все… Я развел руками, демонстрируя, что никакого тайного камня за пазухой не прячу. Но Панич смотрел на меня с подозрением. ― Сестра? ― набычился он. ― Какая еще сестра? ― Людмила. Но она к папенькиному бизнесу отношения не имела, ― успокоил я его. ― Чисто дочерний порыв. О том, что клиентка, по сути, уже отказалась от моих услуг, я решил промолчать. ― Но я как будто слыхал… ― наморщил лоб Панич. ― Или даже в газетах читал… там то ли маньяк, то ли маньячка? ― Ну да, ― подтвердил я. ― Только она в это не верит. Говорит, папаша ее перепортил столько девушек… |