Онлайн книга «Чумовой рейс»
|
– И как это я его заинтересую? И самое главное – чем? – Ну ты же женщина? – Что?.. – Антоныч, она ж лесбиянка? – засомневался Гера. – Заткнись, дурак. Тебя как зовут, красавица? – Галя. – Так вот, Галя. Мы сейчас уйдем, чтобы тебе не мешать, а ты уложи-ка его в постельку. – Да ты офонарел, пассажир?! – Гера, звони туркам. – Антоныч соскочил с подлокотника кресла, в котором сидела Самородова. – Пусть встречают. И я еще попрошу, чтобы при допросе Жидкова ему рассказали, что это Галчонок его выдала. – Это же беспредел! – вскричала Самородова. – Это подло, как ребенка обидеть! Подождите, ребята… – Полис, плиз, – сказал в мертвую трубку Антоныч, поглядывая в потолок. С ужасом для себя Самородова поняла, что телефонных рычагов, на которые можно нажать и прекратить этот разговор, нет. Тогда она стала обеими руками вырывать телефон из руки Антоныча. – Подождите! Подождите же!.. – В своем порыве она была безумна и беззащитна. – Я же знаю, что вам что-то нужно! Вы же не посадить меня хотите и не полицейским сдать, верно? Что я должна сделать?!! Антоныч нехотя убрал телефон в карман. – Нам, Галчонок, нужна информация о местонахождении на этом судне женщины. Которую Колобок раздобыл для Жидкова в Москве. Это все, что нам нужно. Зовут ее Кира. – Ну что же мне делать-то, я не поняла! Антоныч снова сел на подлокотник и подтянул к себе Самородову. Поправил на виске выбившийся из-за уха девичий локон и провел пальцем по щеке. После этого мужского прикосновения ей показалось, что по ее лицу скользнула змея. Она отшатнулась и повторила: – Я правда ничегошеньки не знаю… Что сделать? – Переспать. – Антоныч почесал мочку уха, вздохнул и повторил: – Переспать, Галка. Только так. – Кого переспать? – не поняла Самородова. Антоныч повернулся к Гере: – Тут на сто процентов неполадки… Не «кого», Галина, а «с кем». – Переспать?! – Самородову осенила страшная догадка: – С тобой?! Она отшатнулась так, что Антоныч едва не сорвался с кресла. – Я на тебя, Галина, в голодный год за десять беляшей залезть не смогу, – успокоил он ее. – С Колобком переспать нужно. Видишь ли, я тебе могу заявить, что у нас, нормальных мужиков, есть одна, гарантированно проверенная примета. Если мужик, перед тем как зайти по делам к бабе, прикупает пузырек винишка, значит, основной и единственной задачей этого его визита становится соитие. Я доступно объясняю? Самородова сглотнула тугой комок. – Вы что, офонарели?.. Он каждый день покупает, мы бухаем, и он уходит. – Ну а ты прояви инициативу! Я не вижу причин, чтобы Колобок отказался от еще более тесного сотрудничества во благо дел хозяина. – Да это же как предложить мне с козлом спариться… – А что делать? – Антоныч вздохнул. – Любовь зла. – То есть я лесбиянка, но во имя великой цели должна спать с мужиком? – Вот именно, – и Антоныч посмотрел на Геру. – Нет, я точно никогда не женюсь… – Значит, они кого-то из беды выручают, а драть за это должны меня?! – Кто-то должен взять на себя ответственность. Самородова дотянулась до бутылки на столике и сделала несколько больших глотков прямо из горлышка. Антоныч машинально поморщился. – А вы не боитесь, – ледяным голосом произнесла она, – что я вас Жидкову сдам? – Не, не боимся, – ответил Гера. – Двое ждут нашего возвращения. Антоныч не выдержал и встал, чтобы напиться минералки. Бутылка «Эвиан» бросилась ему в глаза во время первого беглого осмотра. Вернувшись, он отметил про себя тот факт, что контакт постепенно налаживался. Гера в уже спокойной обстановке разъяснял Самородовой, что и в какие моменты нужно спрашивать у Колобка, чтобы тот говорил правду, и ничего, кроме правды. Это немного напоминало увещевание мамы перед первой брачной ночью дочери. – Да ты, я вижу, мастер таких разговоров, – заметила Самородова. – Опыт? – Ты, главное, запомни, что ничего страшного в этом нет. Один раз не считается. – Ну да, конечно, не считается…. Между извращением и турецкой полицией Самородова выбрала между тем первое. – Теперь ты понимаешь, Антоныч, – вполголоса говорил Гера, выходя на палубу из каюты, – что я был прав? – Уроды моральные! – раздался за дверью плаксивый голос Самородовой. – Баб распускают, а я их ищи!.. – Галчонок, ты, главное, ничего не бойся, – сказал напоследок, прикрывая дверь, Гера. – Мы рядом. Засада была организована неподалеку. У стойки. За которой бармен в теплой куртке наливал желающим. Но желающих было мало, туристы предпочитали выпивать в тепле и без сквозняков. Разглядев в свете палубного освещения Славу, Антоныч коротко свистнул, и через минуту они втроем принимали от бармена стопки. – У меня пока глухо, – угрюмо пробормотал Слава. – А мы подключили агента под прикрытием, – похвастался Гера. – Под накрытием, – поправил Антоныч. «Врали, гады! – думал Колобок, рывками стягивая с себя брюки и жадно разглядывая обнаженную Самородову. – Лесбиянка… Да какая она… лесбиянка?» Хотя вела она себя странно. Едва он, наседая на ее горячее тело, почувствовал прилив неземных сил, она спросила спокойным медовым голосом: – Колобок, а где та каюта? Колобок притормозил, заглушил двигатель и в тяжелом недоумении переспросил: – Какая каюта? Двигатель заводился с полоборота. Едва он переключался на пятую передачу, спокойный голос внизу, в полной темноте, опять срывал «стоп-кран»: – Та, в которую ты для Жидка девочек приводишь. – Жидка? Девочек?.. А, там это… Дела… Мотор работал как часы. Как болид во время перегрузок на Гран-при. Разгон, вираж, опять разгон и… И снова в бокс. – Она на юте, каюта? Или в трюме? А девочки красивые? Колобок стал догадываться, что это входит в правила игры. Она хочет довести его до такой степени закипания, чтобы в момент критической точки ее сорвало с дивана и унесло в преисподнюю. Ну что же, он готов. От восхищения сексуальной предприимчивостью своей партнерши Колобок обезумел. – Да, да… На юте… рядом с форштевнем… И девочки – одна краше другой… как у гостиницы «Космос»… Вот так хорошо? Бурлящие звуки из чрева Самородовой и ее судорожные подергивания Колобок однозначно воспринял как собственное умение разгадать маленькие тайны стильных женщин. Он окончательно почувствовал себя дамским угодником тогда, когда подельница Жидкова, заходясь в отвращении, спрашивала так, словно ее рвало на тротуар: |