Книга Имею право сходить налево, страница 57 – Григорий Славин

– Как хотите, а у меня рубли закончились.

– Мы и доллары принимаем, – послышалось за стойкой.

– Сейчас я яснее, чем когда-либо, вижу, что вы здесь не голодаете, – озлобленно выдавил Антоныч, выкладывая десятку.

Через минуту мы стояли перед дверью и слушали инструкции. Они содержали следующее: если мы начнем ломать дверь, мы познакомимся с милицией; если устроим беспорядок иного характера, мы познакомимся с милицией; если через полчаса не выйдем, мы познакомимся с милицией; если возжелаем горничную, то нам следует учесть, что ее услуги составляют сто долларов в час с одного клиента.

– Горничные – это девушки, производящие уборку в номерах? – уточнил сразу после инструктажа Антоныч. – Я что-то совсем запутался.

– Полчаса, – администратор посмотрела на наручные часы и, шлифанув задом стенку, исчезла.

– Интересно, – произнес Антоныч, – как при таком «дано» решить задачу вывода взбесившегося Герасима?

Я постучал в дверь.

– Какого черта опять? – услышал я голос Геры.

– Гера, это мы, – громко сказал Гриша. – Открой, пожалуйста.

– Зачем мне вам открывать? Я же враль! Вы Антоныча держитесь.

– Не будь ребенком! – рассердился Антоныч.

Секунд через пять или шесть послышалось клацанье дверного замка.

Гера встретил нас в брюках. Это все, что на нем было. Он издевательски отошел в сторону, поклонился и не менее издевательским жестом руки пригласил нас внутрь.

– Клоун, – тихо обронил Антоныч, заходя.

В номере сидела на самом деле горничная. Серое платьице до колена, белый фартучек. На голове белый кокошник. Держа в руке рюмку, она рассматривала нас без тревоги. Туфли ее стояли под креслом, потому что в кресло она забралась с ногами. По взгляду ее можно было судить о том, что она уже хорошенько поддала и что ей такое времяпровождение очень нравится. И что, если к компании добавится еще несколько ребят, она не против. И еще – что ее ломом отсюда не выгонишь. Но ломом, опять же, нельзя. Потому что знакомиться с милицией у нас нет ни малейшего желания. Если мы предстанем перед дежурной службой РОВД еще раз, нас точно возьмут на карандаш.

– Ты в курсе, что пить с прислугой – моветон? – поинтересовался я. – А трахать прислугу – это вообще названия не имеет.

– Это не прислуга. Это рабыня любви. И мы еще не трахались. Но скоро будем. А поэтому говорите, что вам нужно, и проваливайте.

– Значит, еще ничего не было? Вот и славненько, – произнес Антоныч медовым тоном. – Тогда, быть может, поедем обратно в больницу?

Я посмотрел на девушку. В ее глазах затрепыхалось недоумение.

– Все хорошо, Гера, – кашлянув, добавил Гриша. – Ты, главное, не волнуйся.

– Какого черта? – вскипел Гера. – Если хотите, бахните по рюмке и езжайте обратно. Я занят!

Схватив нож, он стал нервно резать второй лимон.

– Гера, положи нож, – ласково попросил я.

Девочка занервничала.

– Мальчики, вы кто?

– Вы, главное, не делайте сейчас резких движений, – тихо попросил Антоныч.

Гера оставил лимон в покое и обвел нас взглядом.

– Вы что, накурились?..

– Гера хочет покурить, – сказал мне Антоныч.

Я вынул пачку, открыл и осторожно подошел к Гере.

– Гера, пожалуйста, возьми сигаретку. Только одну.

Девочка начала втискивать ступни в туфли. Антоныч повернулся к ней и приказал жестом не шевелиться. Я впервые в жизни увидел, как пьяная женщина трезвеет на глазах.

– Идите к черту отсюда! – взревел Гера. – Что за антре вы тут устраиваете?!

– Поедем в больницу, Гера, – попросил Гриша. – Там хорошо. Тетя Даша оставила тебе леденец с ужина.

– Господи, вы кто, ребята? – охрипшим голосом прошептала горничная, чей человеко-час равнялся ста долларам.

– Я главврач психиатрической больницы, – тихо представился Антоныч. – Гера нас сегодня заставил поволноваться. Взял без спросу костюм логопеда вместе с бумажником и ушел погулять.

Гера нервничает, но весь запас бранных слов он уже исчерпал. Гера убежденный чистослов. Произносить вслух мат он считает уделом скобарей. Он показал девушке на нас ножом и покрутил пальцем у виска.

– Не волнуйтесь, – сказал я девушке. – Это нормально. Только сразу не уходите, чтобы он не нервничал.

– А он говорил, что бизнесмен… – пробормотала она, и губы ее дрожали.

– Бизнесмен? Так и сказал? – поджав губы, Гриша рассмеялся. Потом резко остановился и повернулся к Гере. – Мы и бизнесмен, и космонавт, и селекционер известный… Нехорошо, Гера. Ушел, а мы волнуйся. Сколько раз мы тебя за последние полгода искали?

– В цирке в мае прятался – раз. – Я стал загибать пальцы. – Неделю в июне ты ходил на лекции в МГУ – два…

– Можно я пойду?.. – взмолилась девушка.

– Куда ты пойдешь? – взвился Гера. – Сиди спокойно! По-твоему, они на врачей похожи? – он махал ножом в нашу сторону, бил кулаком по столу, и коньяк выплескивался из рюмок.

– Ни в коем случае, – тихо предупредил я. – Не шевелитесь. Ваш подъем он может воспринять как агрессию. Он же не знает, что вы не к нему пойдете…

– Коньяк купил на чужие деньги, – недовольно заметил Антоныч. – Но это полбеды. Главное, что каждая рюмка для тебя – это шаг к смерти.

– А я с ним трахаться собиралась!.. – закричала девушка и зарыдала в голос.

– А вот трахаться ему вообще категорически запрещено! – закричал Гриша.

Гера вскочил и показал нам на дверь:

– Вон!

– Сколько он выпил? – подойдя к девушке и обняв ее, спросил я.

– Господи, ну, сколько мы выпили… – чередуя шепот и всхлипы, забормотала она. – По три рюмки, кажется…

– Три рюмки?! – воскликнул я.

– Три рюмки?! – взревел Антоныч, округляя глаза. – А у нас ремни остались в машине!..

– Я вам ничего не сделала… – сказала горничная, и в глазах ее пропал блеск.

Схватив бутылку, Гера стал пить из нее, трясясь и булькая. Закончив, обвел нас ненавидящим взглядом.

– Она вырубилась, – произнес Гриша, и мы посмотрели на девушку.

– Сукины дети… – Гера встал и поднял с кровати рубашку. – Дайте, я ей хоть денег оставлю… – вынув бумажник, он отсчитал три сотни долларов. – С вами среди людей нельзя находиться. Вы опасны для общества.

– Ты, Гера, главное, не волнуйся… – сказал Гриша, и я заржал.

По лестнице спускались мы вчетвером. Администратор поднялась и спросила, что с девушкой.

– Она спит, – сказал Антоныч.

– Я пойду посмотрю.