Онлайн книга «Мы погибнем вчера [= Меня нашли в воронке ]»
|
…Бам! И тут машину тряхнуло так, что Майер едва не сломал шею о потолок кабины. – Чертова свинья! – заорал он на водителя, но тот повалился на комиссара, брызгая кровью и обезображенного лица. Что-то ухнуло, захлопали винтовки, раздалась автоматная очередь. По корпусу машины застучали пули. Партизаны! Майер лихорадочно задергал дверную ручку, попутно вытаскивая из кобуры "Вальтер". И едва он вывалился из машины, как в лицо уперся ему ствол. Комиссар поднял взгляд и увидел парня в телогрейке. Вполне, между прочим, арийской внешности. Немец даже не успел пожалеть о Германии, как партизан нажал на спусковой крючок. – Костя! Дорофеев! Чего там у тебя? – крикнули парню из придорожных кустов. – Шишка какая-то. С портфелем. – Кончил? – Ага! – На хрена? – А на хрен? – Тоже правильно. Пошарь там, может, есть чего? Партизан Дорофеев заглянул в машину, пошарил в бардачке, потом прошелся по карманам убитых. Забрал все более-менее ценное и скрылся в деревьях. – Совсем немцы охамели. – Буркнул он, когда упал на землю рядом с двумя товарищами. – Без охраны ездят, хоть бы что. – Чего в машине нашел? – спросил один из партизан. – Ни хрена хорошего. Портфель только. Да карабин с пистолем забрал. – Ладно, уходим. Дома глянем, чего там. И они неторопливо, гуськом ушли в глубь леса… …Портки мне зашей! – проворчал дед Кирьян. – В лес тут ходил, за гвоздь зачепился… Рита вздохнула и взялась за нитку с иголкой. Помершая прошлой осенью жена деда Кирьяна, похоже, была хозяйственной женщиной. Рукоделья было столько, что сама Рита, наверное, это все вышивала, вязала, пряла и ткала лет сто. Ну не сто, а пару десятков годков точно. По крайней мере, все эти занавесочки, половички и прочие покрывальца явно домашние, не покупные. – Дедушка, а ты где гвоздь-то в лесу нашел? – спросила она, вдевая нитку в ушко. – Да наразбрасывали тут… Ходят всякие и бросают, где попало. Рита вздохнула. Дед Кирьян покосился на нее и сказал: – Не вздыхай как кобыла перед пахотой. Все с твоими знакомцами нормально будет. Дойдут. Виталик, вроде, мужик опытный и злой. Точно, дойдут. – Хочется верить… Но не очень получается, дедушка… – Думать тебе, внуча, не о них, сейчас надо. А о себе. Полиция прознает – чаво делать будем? Одну в лес тебя выгонять? Тоже не дело. А мне с тобой идти – только кур смешить… – Дед Кирьян! – решилась вдруг Рита. – А мы ведь с ребятами не местные… – Удивила… – буркнул тот ответ. – Быдто не знаю… – Мы совсем не местные… – Хы… Как немцы, что ли? – Хуже. То есть, нет… И она принялась сбивчиво рассказывать. Дед только покряхтывал во время рассказа. – Чудны дела твои, Господи! – сказал он, почесав затылок. – Значит две тысячи восьмой год, говоришь? А войну-то наши, когда выиграют? – Я уже и не знаю – выиграют ли… – Это как это? – возмутился дед. – Да чтобы наши войну не выиграли? Да быть того не может! Запомни, девка! – Я тут, дедушка, по улице шла в Москве. Улица Маршала Жукова, называется. А там поперек нее растяжка рекламная. Ну, плакат такой – "Мерседес. Истинно немецкое качество. Порадуй себя". – Жуков маршалом, значит, станет… – задумчиво ответил Кирьян Богатырев. – А ведь как я, унтером был… А Рита, ровно не услышав его, продолжила: – Русского в Москве ничего и нет уже. Только памятники архитектуры. – А люди? – А люди вроде бы русские. А посмотришь – так уже и нет. Помесь американцев с французами. На все им наплевать, кроме себя. – Как же вы дошли-то до этого? – Не знаю я… Вроде бы эту войну выиграли… Выиграем. В сорок пятом. А Советского Союза больше и нет. И России, похоже, нету. Раша Федераша. – Это чего еще такое? – Российская Федерация. Республика демократическая. Дед Кирьян засмеялся: – Это как при Сашке Керенском, что ли? – Вроде того… Украина сама по себе, Белоруссия, Казахстан… Все по своим углам разбежались. – Так ведь понятно. Вона, в годы гражданской – что ни уезд, так республика, что ни волость, так независимая. А потом пришли большевики и всех к стенке поставили. И у вас так случиться. Не могёт Россия без руки сильной. Вот когда ваши эсеры с кадетами все развалят окончательно – новый царь и придет. – Вряд ли, дедушка Кирьян. Слишком там совесть с выгодой перемешана. Всем все равно. Война тут с Грузией была – так сидели как болельщики и по телевизору наблюдали, как наших убивают. – Чего это еще за телевиздер? – Типа кино. Только в каждом доме свое. – Аааа… – приподнял левую лохматую бровь дед. – Ихний Ленин говаривал, да, что мол, пока народ безграмотен, важнейшими из искусств для них, большевиков, являются кино и цирк. Это у нас еще на шахте какой-то пропагандист говорил. Я так думаю, потому, чтобы народ не думал, а веселился. Вот вишь и довеселились до того, что немец под Москвой сейчас ходит. – А у нас уже в Москве… – А у вас уже в Москве, да… А чего ж вы там ничего не делаете-то? – Так я же вам говорю, дедушка. Все равно всем. Равнодушные стали. – Ну, вот ты-то же поехала воинов павших хоронить, значит неравнодушная? – Так что я одна-то могу сделать. И тут дед Кирьян не на шутку осерчал: – Ты мне это брось! Одна она… Уж и не одна, а десять человек, говоришь, неравнодушных? А где десять там и еще, поди есть? Да и одна даже, ну и что? Кабы так рассуждали бы все, так и людей-то на Земле уже не было бы. Ты, вот сюда чудом попала, тоже будешь сидеть, ручки сложив? Нет, ты возьми винтовку и немца убей. Пулей, штыком… Потому как если ты немца не убьешь – он тебя убьет! Или другого кого! Рита помолчала и ответила: – А вы-то, что тогда не убиваете их? Дед Кирьян вдруг осекся, замолчал и как-то искоса посмотрел на девчонку. А потом уже ласково сказал: – Не обращай внимания, внучка. Чего-то я сам на себя разозлился, наверное. Тебе-то бабе и впрямь – дома надо сидеть. Не бабье это дело – человеков убивать. Бабье дело человеков рожать. И тягостно замолчал. – А у меня вот не случилось детишек… Агась… – после тяжелой паузы продолжил он. – Значится, права ты девка… Пора и мне германцев погонять. Хоть не столь я и уклюж, как в молодости, но кой-чего еще помню. Только вот тебе-то, что делать? |