Онлайн книга «Прорвать Блокаду! Адские Высоты»
|
Потом машина пылит по дороге в сторону Кировска, а мы идем к мемориалу. Гастарбайтеры, говорите? Ну-ну… Прошли буквально метров сто. Остановился «КамАЗ». За рулем пацан-сержантик. Просто кивает нам. Без разговоров мы забираемся в крытый кузов. Там какие-то мужики в камуфляжах. Наши, похоже. – Вологда! – Вятка! – Земляки! Вот и познакомились. За пять минут уничтожаем фляжку с разведенным спиртом. И тут же приехали. Чего там ехать-то? Идем по аллее. Снова справа и слева могильные плиты с именами. С десятками, сотнями имен. Какие-то работяги в оранжевых жилетах все еще докрашивают белилами бордюры. Из колонок, что около могилы, грохочет какая-то невыносимо траурная музыка. Всюду распорядители, направляющие приехавших людей к месту торжественного митинга: – Какой отряд? – Киров-Вятка. – Ваше место там, – нам указывают, где стоять. Детенышей ставим в строй. Сами сматываемся. Час нам тут делать нечего. Будут речи, будут клятвы, будут стихи. Мы ушли к роднику – водички попить да ботинки почистить. Там и сидим. Перебираем всякую фигню. Но думаем все об одном и том же. – Пару лет назад, – рассказывает Юди, – жара была дикая. Трава в момент высохла. Кто-то окурок кинул – огонь пошел. Мы гробы несем – минометки в логу стали хлопать. Рита-то как орала на Змея… – А Змей-то тут при чем? – удивляюсь я. – А этот дурак спасать всех побежал, огонь тушить. – Да я просто отлить хотел, – смущается Змей. Где-то мимо нас несутся казенные фразы: «…священная земля…» «…ничто не забыто…» «…победа…» «…своею смертью искупили…» Мы стараемся не вникать в смысл этих слов. Потому как его там нет. Смысл в словах есть только тогда, когда говорящий – верит в них. На этой священной земле строят мусорный полигон. Ничто не забыто, потому как нельзя забыть то, что не знаешь. Праздник Победы как способ отмыва и отката, а искупление как повод. Своей смертью они искупили нашу жизнь. Только мы этого не знаем. Облака плывут, облака… Под облаками вдруг несется бархатный бас священника. Началась панихида. Я возвращаюсь к митингу. В жарком воздухе лениво колыхаются наши флаги – флаги поисковых отрядов. Между ними чего-то делает флаг «Молодой Гвардии». Я возвращаюсь. Потому что «смертию смерть поправ». Потому как «сущим во гробех – жизнь даровав!». А если не даровав – работа наша суетна и тщетна. Если бойцы не живы сейчас, если они не стоят сейчас в сторонке и не улыбаются, куря в кулаки по привычке, – какой смысл во всем этом? Какая тогда разница – где их кости: на мусорной свалке или на кладбище? Какая тогда разница – кто победил тогда? А потому: – Сущим во гробех – жизнь даровав. Это мы – сущие во гробах. Они из этих гробов уже вышли, когда легли в них. Все. Православные, мусульмане, атеисты. Вот такая вот неевклидова реальность. Они – это не кости. Они – это души наши. Ангелы наши. Хранители наши. Мы живем ими. Свои души мы еще не заслужили. Спаси, Блаже, душа наша… Есть очень правильная фраза – это нужно не мертвым, это нужно живым. Живым нужно искать своих мертвых. Наши мертвые давно нашли нас. И смерть их – это наша жизнь. Они – наши святые. Они – православные, мусульмане, атеисты. Они – наши святые. Ибо крещены они в крови своей. Когда батюшка отслужил – из строя выходят казахстанцы. Встают на колени перед гробами: – Бисмилляхи-р-рахмани р-рахим! Аллаху ля иляха илля хВаль-хайуль-каййyум! – начинают они свою, исламскую, молитву. Молодцы, ребята. И почему мы, православные, так стесняемся стоять на коленях перед своими святынями? А ведь это наши, общие святыни! Они стоят рядом… Православные… Мусульмане… Атеисты… Они переминаются в своем невидимом строю с ноги на ногу, подшучивают над нашими девчонками, передают самокрутки друг другу. – Товарищ лейтенант! А наркомовские? – После похорон, сержант. – Ну, товарищ лейтенант… – Будем приказы обсуждать? В небесную гауптвахту захотели? – Есть после похорон… Христос воскресе из мертвых. Иначе нет смысла. Ну… Ну вот и все. Ну вот и самое главное. Поисковики сломали строй, распределяясь по четверо у каждого гроба. Это – НАШЕ. Только мы имеем право… Да! Именно право! Не обязанность. Поднимаем гробы на плечи. По очереди несем их в огромную могилу. Первый, второй, третий, двадцатый… Гроб необыкновенно легкий. Еще вчера, на раскладке костей, казалось, что они очень тяжелые. А сейчас – как перышко. Терпеливо ждем очереди. Рядом рядовой-паибатовец. За спиной двое поисковиков – я их не знаю. За нашим гробом – Еж и Дембель. Где-то еще дальше – Змей, Тимофеич, Антон, Юди, ДядьВова с Буденным, Степка с Васькой, Заяц, Петрович… Вот и наше отделение начинает спускаться. Шагаем берцами по спуску – вчера здесь мы поднимали семерых. Сегодня они лягут в паре метров от предыдущей постели. На дне – жижа. Вода набежала за ночь, и даже еловый лапник покрылся водой. Ставим гробы один на другой. Штабелем. Я трижды перекрестился и поклонился. Как на икону. Надо бы встать на колени и поцеловать гроб. Как святые мощи. Но почему-то не решаюсь. В могиле Сашка помогает укладывать гробы, сдвинув, как обычно, фуражку на затылок. – Саш, помочь с укладкой? – шепчу я, проходя. – Справимся, – так же шепотом отвечает он. Парни на выходе терпеливо ждут. Я выбираюсь. Потом иду вокруг могилы, вслед за паибатовцем. Мы бросаем по горсти земли на длинный, двухэтажный ряд гробов. Я иду и шепчу: – Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас! Меня не слышно. Над нами – над могилой, над гробами – витает мелодия. И только отойдя от костей своих дедов, я вдруг начинаю узнавать ее. Штраус. Который Иоганн. Который «Младший». Который – «Сказки Венского леса». – Парам-парам-парам – пам-пам! Сквозь Штрауса – певчие: – Веечная паааамять! – Парам-парам-парам – пам-пам! |