Онлайн книга «Стальная дуга»
— А что, важно так? Не всё ли равно, кто за Родину бьётся? Главное — на правой стороне. — У немцев Германия тоже права… По ихнему! А по нашему — вороги лютые, нежить нечистая! Но ты наш… Советский. Каких кровей будешь? — Мать у меня норвежка… Отец — русский. — Ясно… Редкость в наших краях невиданная… Трудно тебя лечит будет… — Да что тут трудного, дедуля? Ногу вправить, и всё. — Всё? Шустрый ты, молодец! Нога у тебя четверть беды! — С чего бы это, дедушка? — С чего… Передразнил тот Владимира, затем сказал: — Ты, парень, на вывих не смотри. Ерунда. Поставим тебе сустав на место, и всё. Тут другая беда… Сколько ты на морозе валялся? — Тролль его знает… Похоже, что сутки точно. Может, двое… — Ото ж! Застудил ты себе всё нутро. У тебя лёгкие темнеть начинают. Кашлять, поди начал сразу, как в тепло попал? — Есть маленько… — И сбоку у тебя шишка здоровая, а спадать не думает. Так? — Так… Недоумевая протянул лётчик. — Похоже, будто тебя дубиной огрели, да ещё со всей мочи. — Это, наверное, когда я с парашютом прыгал… Низко было, вот и посчитал ветки. — Ото ж! Ладно. Мать то как кликала? — Владимиром. — Да не отец! Мать тебя как звала? — Вальдар… — Красиво… Вот что, Володя — Вальдар, буду тебя лечить. Только одно условие — что скажу, то и делай, даже если тебе это придурью покажется. Согласен? Столяров пощупал ту самую шишку на боку, невидимую под одеялом и кивнул. — Согласен. — Ото ж! Даринка! Внучка! В проёме мелькнуло, и в комнату вбежала спасительница Владимира. — Звали, дедушка Василь? — Звал. Баньку истопить сможешь намедни? — Смогу, деду Василь. — Топи. Как сможешь сильно, топи. Чтобы жар был невыносимый. Котомку мою дай сюда. Та опрометью метнулась назад, в другую комнату и тут же вернулась назад, неся в руках сшитый из разноцветных лоскутков мешок. — Вот, дедушка Василь. — Погодь. Не спеши. Я тебе дам лекарство. Перед тем, как его в баню поведёшь, заваришь кипятком и напоишь его. Горилка у тебя есть? — Есть… — Крепкая? — Горыть. С гордостью произнесла та. — Неси стакан. Да горбушку хлеба с солью. И ступай баню топить. — Понятно, дедушка Василь… Пока Дарина бегала за самогоном, дедок-знахарь откинул одеяло и осторожно касаясь распухшего сустава осмотрел ногу. Затем приказал задрать рубаху и долго, закрыв глаза, водил на багрово-чёрной шишкой руками, цокая при этом языком. — Повезло тебе, паря… Чуть без почки не остался… Но — повезло. Крепкая, видать, у вас порода! Не хуже наших! — Про викингов слыхал, дед Василь? — Это вроде наших казаков? — Угу. В Европе ещё молитва была в Средние века — «От неистовства норманнов упаси нас, Господи»… — Мало вы жару им давали, видно. Коль полезли сюда враги… — Сколько могли. Что французам, что англам, что датчанам… Всю Европу в страхе держали… — Ладно. Вот те стакан. Вот тебе горбушка. Осилишь? Он лукаво усмехнулся, держа в руке чуть ли не полулитровую кружку с прозрачной жидкостью. Владимир с отвращением взглянул на содержимое и поморщился от резкого сивушного запаха. — Я, вообще то, непьющий… — Прими не пагубы ради, а ради пользы. Выдохнув, лётчик с трудом влил в себя отвратное пойло, торопливо зажевал густо посыпанной солью горбушкой, натёртой чесноком. В ушах сразу зашумело, всё поплыло перед глазами, он послушно дал уложить себя на спину, взялся за спинку руками, зажал во рту деревянный черенок ложки… Затем что-то вспыхнуло у него перед глазами, раздался сухой треск, острая боль пронзила его с пяток до макушки. Он рванулся и… опешил. Мгновенно хмель улетучился из его организма, когда перед глазами возникли его же руки с куском дубовой доски, вырванной из изголовья спинки… дед Василь с открытым ртом смотрел на ту же доску, затем покачал головой в изумлении: — Ну, ты, брат, силён… Как же быть то с тобой? — Ты, дедушка, скажи лучше, что сделал, пока я тебя этой доской не пришиб! — Ногу на место поставил. Легче теперь? Владимир прислушался к ощущениям в организме — действительно, ноющая тянущая боль толчками отступала куда-то вдаль, прочь из организма. Точно! Поставил дед сустав на место! — Легче! Ну, извини, дед Василь, что не понял сразу. — Да ладно… Намедни я одному вставлял руку, так не поверишь — две недели с синяком ходил! Вот что значит, самогон слабоват… Они оба рассмеялись… — А зверь то твой? — Мой. Спаситель, можно сказать… Если бы не он — валялся бы я сейчас где-нибудь в лесу… — Красавец… Дед вскоре ушёл, а лётчик распластался на кровати и слегка задремал, прислушиваясь к себе. Плотная повязка на ноге не позволяла ей шевелить, но той тупой боли уже не было. А вечером его ждала БАНЯ! В предвкушении неслыханного на войне удовольствия он закрыл глаза и незаметно для себя уснул… Столяров проснулся от того, что его легонько тронули за плечо. — Не спышь, гость? — Нет. Проснулся. Лётчик прислушался — было тихо. За окном уже давно стемнело, но было достаточно светло от яркого месяца. Он обратил внимание, что лампадка под образами была потушена. Хозяйка склонилась над ним: — Вставай. Сможешь сам? — Смогу, наверное. Дедуля ногу вправил. Уже не болит. Он осторожно спустил ноги с кровати, опираясь на здоровую — выпрямился. Затем перенёс вес на больную конечность. Ударила боль, но далеко не такая, какая была до этого. — Терпимо. Доковыляю. Куда идти то? — Пока сюда. На кухню… Володя с любопытством осмотрелся: аккуратная, белёная мелом каморка с маленькой печкой-каменкой. На печи лежало лоскутное одеяло. В углу — самодельный стол, с нехитрой снедью. Кусок сала, крупно порезанные куски чёрного хлеба, соль в резной берестяной солонке, чугунный горшок с каким то варевом. Дарина, почему то напряжённым голосом произнесла: — Садись. Дед Василь тебе лекарство оставил. Надо выпить перед баней. Отвернулась к печке, вытащила из неё исходящий паром другой горшок, поменьше, поставила на стол кружку, и накрыв её марлей, осторожно наполнила пахучей жидкостью. |