Книга Берсерк, страница 52 – Вячеслав Кумин

— Спасибо. Не будете ли вы так любезны узнать, когда будет обратный рейс на Чирмен?

— Я и так знаю. Завтра в полдень, а следующий через месяц. Если с пересадками, то до Чирмена можно добраться гораздо раньше.

— Что ж, приятно было с вами пообщаться.

— И мне тоже. Алхил, проводи нашего гостя.

Пожалуй, слово «яхта» было слишком пышной характеристикой для судна, стоявшего на площадке с цифрой «5». Скорее катер, возможно, спускаемый модуль той самой яхты. Впрочем, выбирать не приходилось, и Бин Лашен по безмолвному приглашению пилота забрался внутрь суденышка: следом протиснулся личный телохранитель.

Катер поднялся в атмосферу на пять тысяч метров. Первый в который раз поразился открывшейся панорамой, словно из другого мира; собственно, так оно и было. Планету застроили городами и инфраструктурой, не оставившей на планете свободного места.

«Тут городов, как соляных бассейнов на Чирмене», — подумал Бин Лашен.

Судно начало снижение и вскоре приземлилось на частный аэродром. В нескольких километрах высился огромный комплекс зданий, куда и направился лакированный лимузин.

— …Проходите, господин Бин Лашен, — показывая номер в гостиничном комплексе, сказал лакей.

Первым в комнату вошел Асымбай и стал проверять номер.

— Я прибыл сюда для важной встречи, — сказал Первый.

— Да, конечно. Через минуту прибудет личный секретарь господина Батами, с ним вы уладите все вопросы. Кстати, вот он уже идет.

По коридору действительно в сопровождении двух охранников шел секретарь. Первый знал его по прошлым встречам, только с тех пор секретарь сильно растолстел. Знал он и других секретарей, но этот держался дольше всех.

— Приветствую вас, уважаемый. Как дорога?

— Благодарю вас, почтенный, хорошо, благодарение Всевышнему. Когда я смогу переговорить с господином Батами?

— О! Очень скоро, может быть, дня через два…

— Это неприемлемо. Уже завтра я отбываю обратно на Чирмен.

— Конечно, конечно, освободительная борьба не ждет. Я понимаю…

— Ну так что?

— Сегодня имеем устраивает прием знатных лиц, от них в некоторой степени также зависит ваша освободительная война. Вы могли бы присутствовать на встрече, а я постараюсь уговорить имеема принять вас прямо сейчас. Как вы на это смотрите?

— Хорошо, спасибо. Я готов.

— Извините, но в этих одеяниях вы выглядите как пастух. Переоденьтесь, в номере имеется богатый выбор одежды.

Первый удивился, ведь на нем было одно из самых дорогих его одеяний, и раньше оно не вызывало нареканий. Впрочем, спорить он не стал, вернулся в номер и открыл платяной шкаф. «Как же, богатый выбор», — с сарказмом проворчал про себя Бин Лашен.

На вешалках висели только черные смокинги да арабийские халаты черных и белых цветов. Первый остановил свой выбор на смокинге: по паспорту он являлся гражданином Северного Союза, а не Арабии. А также из чувства протеста.

— Так гораздо лучше, — заметил секретарь, осмотрев Первого и его охранника, также одетого в смокинг. — А теперь идемте веселиться.

…В огромном зале толпилось множество народу. Если бы не обилие арабийских халатов, то можно было бы предположить, что вы попали на типичную вечеринку северников, прожигающих свою жизнь в праздности, на праведно заработанные деньги.

— Идите, познакомьтесь с кем-нибудь, а я попробую найти имеема.

— Хорошо…

Первый вошел в зал. Люди, имеющие многомиллионные, да что там миллионные — миллиардные состояния, пили спиртное из высоких бокалов, о чем-то беседовали и весело шутили. Бин Лашен чувствовал, что привлекает к себе внимание.

— Вы, кажется, новенький?

Кто-то тронул Первого за руку, и он остановился. Перед ним стоял бочковатый человек в арабийском халате. Выпил он уже достаточно, а потому наряд сидел на нем нелепо.

— Новенький, — наконец сказал Первый.

— Позвольте узнать, чем вы владеете и занимаетесь?

— Я ничем не владею. Я Первый, представитель имеема на Чирмене. Веду священную освободительную войну против северников.

— Да-да, конечно, я слышал краем уха: а где это? Освободительных войн так много.

— Это там, где добывают синюю соль.

— О! Синяя соль — это да!..

«Мог бы хотя бы притвориться, что освободительная война интересует тебя больше минерала», — с легким раздражением подумал Первый.

Он сам был далек от идеализации своей деятельности, но такое неприкрытое пренебрежение его по-настоящему покоробило.

— Я как раз занимаюсь переработкой этой соли.

— И, как видно, ваш бизнес процветает.

— Он процветал бы еще больше, если бы не приходилось отдавать пятьдесят процентов прибыли во все эти фонды освобождений…

— Но ведь война ведется за объединение всех правоверных детей Всевышнего, — вставил Бин Лашен, наблюдая за реакцией собеседника и остальных, кто стоял рядом.

— Да-да, конечно, вы правы… великое дело, и Всевышний требует денег от всех, у кого они есть…

— Вводишь наших гостей в смущение? — отведя в сторонку Первого, усмехнулся секретарь.

— Боюсь, что такого понятия нет в их словаре. Впрочем, как и многих других.

— Это неважно, главное, что они спонсируют ваше великое дело.

— Вы хотели сказать мне что-то важное или просто поболтать пришли?

— Привыкли сразу брать быка за рога?

— В нашем деле без этого никак.

— Что ж, вы правы. Мне удалось уговорить имеема принять вас прямо сейчас, идемте, у него не так уж много времени.

Первый сразу включился в работу и на ходу еще раз обдумал предложение, которое изложит имеему. От первого плана: взорвать крейсер кораблями-брандерами — он окончательно отказался, решив продвигать в жизнь тот, что пришел ему в голову во время полета на шаттле к «Черной жемчужине».

Бин Лашен вошел в личные апартаменты имеема, пройдя сквозь бесчисленные посты охраны, проверивших его тысячей самых различных приборов. И только когда они все подтвердили его лояльность, тяжелые двери открылись, и он услышал:

— Давно не виделись, Первый.

За массивным столом сидел верховный имеем, или Палладии Батами. По залу с гостями, естественно, ходил его двойник. Сам Палладии если еще не был старцем, то подошел очень близко к тому, чтобы им стать. Седые волосы ниспадали на плечи.

Первый в силу национальных традиций использовал двойника чуть старше, чем он был на самом деле, из-за того что рядовые бойцы больше доверяли старшим, умудренным жизнью людям, чем близким себе по возрасту. В то время как Палладии предпочитал более молодую копию.