Онлайн книга «Новый дозор»
|
— Не очень верится, — признался я. — Это было пророчество, Антон. Оно должно было исполниться, люди его слышали. Но я вмешалась. — Исцелила цесаревича? — Ну, не исцелила… скажем так — продлила его существование. Николай мямлил и трусил, большевики взяли власть. Крови, конечно, пролилось… но могло быть и хуже. — Так ты, можно сказать, спасительница России, — сказал я едко. — И вдобавок герой Советского Союза, помогла революции свершиться. — Ну в общем-то — да, — скромно сказала Арина. Детская площадка, которую мы беззастенчиво оккупировали, была роскошная. Посредине ее стоял деревянный корабль, будто приплывший с острова Нетинебудет, да и брошенный за ненадобностью Питером Пэном. На корабле, где днем было не продохнуть от галдящей, лазающей по мачтам и веревочным лестницам детворы, мы и сидели. Маг и ведьма, держащие в руках по бутылке пива — но давно уже к ним не прикладывающиеся. — Допустим, я тебе верю, — сказал я. — Даже допустим, что ты не ошибаешься, и это было пророчество, и ты сумела его изменить. Что дальше? — Дозоры давно уже занимаются ерундой, — сказала Арина. — Варятся в собственном соку. Даже конфликтуют будто понарошку. — А тебе хотелось бы войны? — съязвил я. — За кого играешь в этом сезоне, за команду Светлых? А Договор как — чтим? — Не хочу я войны, — серьезно ответила Арина. — Мы, ведьмы, народ мирный. А уж светлые ведьмы — особенно… Напомни-ка мне Великий Договор, Антон. Я пожал плечами и процитировал то, чему учат на первом уроке — не важно, в Ночном или Дневном Дозоре. Мы — Иные Мы служим разным силам Но в сумраке нет разницы между отсутствием тьмы и отсутствием света Наша борьба способна уничтожить мир Мы заключаем Великий Договор о перемирии Каждая сторона будет жить по своим законам Каждая сторона будет иметь свои права Мы ограничиваем свои права и свои законы Мы — Иные Мы создаём Ночной Дозор Чтобы силы Света следили за силами Тьмы Мы — Иные Мы создаём Дневной Дозор Чтобы силы Тьмы следили за силами Света Время решит за нас. — Прекрасно, — сказала Арина. — Договор, как ты можешь заметить, не запрещает вмешиваться в человеческую жизнь. Он лишь ограничивает борьбу Светлых и Темных. — И что с того? — Мне начало надоедать. — Темные вмешивались, Светлые вмешивались… тебе ли не знать? Что в итоге? Сколько войн развязано из-за экспериментов по созданию идеального общества? Коммунизм, фашизм, демократия, автократия, гласность, глобализация, национализм, мультикультурализм — что из этого человеческое, а что наше? Мы подталкиваем людей то в одну сторону, то в другую. Наблюдаем, что получилось. Потом перечеркиваем результат и начинаем заново. Ах, не получается… ну попробуем в другой стране, в другой культуре, с другими установками… Что, коммунизм был безнадежен? Не думаю. Но игрушка надоела. Что, демократия насквозь фальшива? Вряд ли. Но и с ней закончили играться. А людям, знаешь ли, все равно, от чего умирать — от построения социализма, от привнесения демократии или от борьбы за права и свободы. Как по мне — лучшее, что мы могли бы для людей сделать, — оставить их в покое! Пусть живут своей жизнью, придумывают свои правила, учатся на своих ошибках! — Полагаешь, мне не стоило вмешиваться в судьбу России? — спросила Арина. — Да! Нет! Не знаю… — Я развел руками. — А если бы после всех потрясений итог оказался бы лучшим? Не было бы Второй мировой войны, к примеру? — Я не могла сидеть и ничего не предпринимать… — сказала Арина. — И посоветоваться не могла ни с кем. Что Гесер, что Завулон — каждый стал бы ситуацию поворачивать к своей выгоде. С тобой — могу посоветоваться. Ты нормальный. Ты до сих пор человек. — Не уверен уже… — сказал я, глядя на идущего вдоль ограды детской площадки чернокожего охранника. Тот бдительно глянул на карусели-качели-песочницы, скользнул невидящим взглядом по нам и удалился. — Все мы люди, Антон. Кто в большей мере, кто в меньшей. Да, есть ситуации непонятные, когда не знаешь, стоит ли вмешиваться. Но есть же и однозначно ясные! — Чего ты от меня хочешь? — спросил я. — Антон, пророки появляются редко. За двадцатый век — восемь случаев. И еще реже удается зафиксировать их первое пророчество до того момента, как оно станет известно людям и обретет силу. Если ты знаешь пророчество мальчика… — Нет, я его не знаю. Клянусь. — А можешь узнать? — уточнила Арина. Я помолчал. А потом резко, будто прыгая в холодную воду, сказал: — Вероятно — да. Более того, возможно, я могу узнать и первое пророчество Эразма. Хотя оно, вероятно, за эти годы давно свершилось. — А вот не факт, — сказала Арина. — Полет Гагарина в космос был напророчен еще в семнадцатом веке… Антон, ты меня по-хорошему поражаешь! — Тебе, как сменила цвет, неймется творить добро, — сказал я. — Допустим. А тебе разве нет? Антон, в Дозоре никто на такое не решится. Я — готова попробовать. И я клянусь тебе, что если пророчество окажется хорошим или невнятным — мы ничего не станем делать. Пусть исполняется. Но вдруг мы получили шанс действительно направить жизнь людей к лучшему? — «Мы», — фыркнул я. — Предыдущий раз ты говорила «мы», когда была с Эдгаром и Саушкиным. Кончили они плохо. — Ты мне не веришь, и это правильно, — кивнула Арина. — Но со мной у тебя появится шанс не тянуть лямку в Дозоре, а сделать что-то по-настоящему важное. — Я почти уверен, что Эдгару ты говорила то же самое, — мрачно ответил я. — Подумай, Антон. — Арина открыла сумочку и достала оттуда маленький шарик. — Я пока отправлюсь… к себе. Извини, что не приглашаю — Минойская Сфера переносит лишь одного. — Мне казалось, она одноразовая, — сказал я. — Нет, она однозарядная, — улыбнулась Арина. — А я умею ее перезаряжать. Навещу тебя утром, ты не против? Я пожал плечами. Арина улыбнулась, сжала сферу в кулаке — и исчезла. Вздохнув, я взял пустые бутылки из-под пива и стал спускаться с деревянного кораблика. В отличие от ведьмы мне придется добираться до гостиницы пешком. По пути на детскую площадку Арина открыла калитку каким-то своим способом, растерев в пальцах сухую траву и посыпав ею замок, я же никогда не любил возиться с заклинанием «Бильбо» и решил миновать ограду сквозь Сумрак. К моему удивлению, на первом слое Сумрака площадка тоже была огорожена, да и на втором ее окружало что-то вроде полосы высохших деревьев, ощетинившихся колючими ветками в сторону парка. Я с любопытством осмотрел живую (да нет, скорее — мертвую) изгородь. Такие сухие стволы чаще встречались на третьем слое, но там они были разбросаны хаотично — а здесь выглядели сознательно высаженными. Ну или вкопанными в землю. К счастью, тратить силы и идти глубже не потребовалось — эта ограда препятствовала лишь желающим войти на площадку, а не выйти с нее. Кто бы из Иных ни работал с детской площадкой, но он подошел к делу основательно. |