Книга Охота на Пиранью, страница 53 – Александр Бушков

Пошел будить Егоршиных – они спали, прижавшись друг к другу, сжавшись в комочек. Дом за ночь выстыл. Просыпались они туго, ежились, дрожали и откровенно постанывали. Мазур безжалостно побрызгал на них холодной водичкой, принесенной в черепке, хладнокровно выслушав Викин визг и ворчание доктора, распорядился:

– Пять минут на оправку. Поедим и выступаем.

– Темно же... – протянул доктор.

– Посветлеет.

– Эх, кофейку бы...

– И какавы с чаем, – хмыкнул Мазур, направляясь к выходу.

Ольга тоже не пылала энтузиазмом, но водяную терапию не пришлось применять. Мазур велел вскрыть на завтрак целых две банки и откровенно объяснил причину неожиданной щедрости:

– Гнать я вас намерен, друзья мои, без передышки часов шесть. Аккурат до обеда. Так что готовьтесь морально. А заодно грибы постарайтесь на ходу собирать, если попадется хорошее место...

Про белок и змей он им пока сообщать не стал, чтобы не «показали закусь». Когда кончатся скудные яства и начнет подводить брюхо, само поневоле произведут переоценку ценностей...

Вокруг уже посерело, когда они выходили со двора. Из-за деревьев не удавалось увидеть хотя бы краешек восхода. Узрев Мазура с пучком стрел и луком, доктор, не скрываясь, хмыкнул. Спросил:

– А это еще что?

– Праща, – сказал Мазур. – Хорошая вещь, если умеючи крутить. Ксенофонта не читали?

– Не доводилось. А это кто?

– Был такой военный журналист, – сказал Мазур, – в древнегреческие времена. Персы у него почти такими же игрушками кучу народа положили. И во времена «Королевы Марго» гугеноты с католиками друг другу лбы проламывали из пращи за здорово живешь... Ага, не улетела!

Давешняя сова сидела на другой крыше, метрах в пятидесяти. Мазур надел петлю на кисть руки, вложил камешек, захватил другой конец большим и указательным пальцами. Покрутил в воздухе над головой. И выпустил свободный конец.

Сову словно смахнуло со стропил порывом ветра, нелепым комком она шлепнулась во двор.

– Вот так, – без всякой рисовки сказал Мазур и пошел надрать перьев.

С выходом пришлось немного задержаться, зато теперь у него была дюжина оперенных стрел и кой-какой запас перьев на будущее. А в кармане превратившейся в безрукавку куртки лежал презерватив с остатками тушенки, залитыми совиной кровью – смеси этой предстояло медленно протухать, чтобы потом порадовать кого-то, подвернувшегося под стрелу.

Вообще-то, следовало бы прихватить с собой и сову, чтобы потом зажарить и слопать, но с совами у Мазура были связаны трагикомические воспоминания из армейской юности. Он этих милых пташек терпеть не мог уж двадцать лет...

В полузабытые времена развитого социализма трое бравых гардемаринов-первокурсников, в том числе и Мазур, были отряжены выполнять задание Родины – охранять в глухой тайге поодаль от Архангельска склады боеприпасов. Склады были могучие и являли собою десятка два огромных бараков, разбросанных на значительной площади и обнесенных колючкой. Вражеские шпионы, равно как и посторонние лица, в окрестностях не шастали из-за крайней отдаленности «точки» от какой бы то ни было цивилизации – и через неделю господам гардемаринам впору озвереть было от лютой скуки.

Ну, выпивали, конечно. Морской человек обеспечит себе запасец даже в такой глуши. Понемногу сосали спиртягу, уже без всякого почтения поглядывая в распахнутые двери ближайшего барака, где на стеллажах грудами покоились всевозможные бризантные штучки – ну какие там печати и секретные замки? Не атомные бомбы, в самом-то деле...

На восьмой день и приключилось событие, из-за которого Мазур не брал в рот спиртного ровно полтора года.

К костру, где пили морячки, залетела сдуру из тайги здоровенная сова. Господа гардемарины ее отловили и, сообразив, что предвидится развлечение, стали усиленно напрягать фантазию. Вскоре придумана была замечательная хохма – со склада добыли динамитную шашку, бикфордов шнур, примотали все это сове к лапе, подпалили шнур и сову отпустили, чтобы летела на все четыре стороны.

Черт его знает, что там за мысли родились в голове у совы, но в тайгу она не драпанула, а полетела прямехонько в высоченную, распахнутую, двустворчатую дверь барака. И притаилась там где-то под крышей.

Гардемарины протрезвели в какую-то микросекунду. Бикфордов шнур был коротенький. Бежать бессмысленно – когда рванет барак и сдетонируют боеприпасы и взрывчатка во всех остальных, воронка получится такая, что все равно в ней останешься, как ни мчись быстрее лани... Точнее, будешь порхать над тайгой в виде пригоршни молекул.

Неизвестно каким чудом, но сову они изловили чуть ли не в последний миг, чтобы не терять времени, оторвали шашку вместе с лапой. Безвинную птицу решено было зажарить на костре и слопать, что и было исполнено. Они молча сидели вокруг догорающих углей, жевали жесткое пригоревшее мясцо, к спирту никто не притронулся, хотя его было еще полно, а головы были пустые, как колбы электролампочек. Как ни смешно, но именно тогда Мазур как-то рывком понял: сколь прекрасна жизнь и сколь легко ее потерять... Как ни странно, у него и мысли не мелькнуло, чтобы уйти из армии. Уже тогда понимал, должно быть: хороший солдат – тот, кто ухитрится умереть как можно позже и при этом ни разу не струсить.

Он долго оглядывался на скалу, напоминавшую застывшую волну с полотен Хокусая. Четверка давно уже шагала сквозь тающий туман, а скала все еще вздымалась на фоне розово-золотого заката, и четко рисовался силуэт неведомого устройства, смахивающего на уэллсовского марсианина. Вполне возможно, в лагере охотников срочно трубили побудку. Вспомнив, как и когда взлетали шумовые ракеты, Мазур пришел к однозначному выводу: это всегда происходило на ровном месте. Значит, он был прав, каким-то инстинктом заставляя спутников то и дело проходить по склонам сопок...

Один раз показалось, что далеко позади раздался собачий брех. Но как он ни прислушивался, больше лай не повторился.

Минут через сорок подвернулась первая добыча – совсем невысоко на сосне зацокала белка. Мазур сшиб ее со второго камня.

Отойдя на несколько шагов, чтобы не смущать интеллигентных спутников, быстро отрезал зверьку голову, выпотрошил и ободрал. И сунул в Ольгин узелок.

– Это зачем? – наморщила носик Вика. После ночи в деревне к ней вернулась изрядная толика женственности, и пару раз Мазур перехватывал ее вполне кокетливый взгляд.

– А чтобы съесть, – сказал он прямо. – Зажарим и съедим. Или вы, прелесть моя, решили, что на нынешних наших запасах мы до обитаемых мест доберемся?

– Ужас какой... – пожала она плечами, но все-таки послала ему еще один недвусмысленный взгляд.

Мазур уставился на нее хмуро – видел, как набычился доктор, и не хотел давать лишнего повода для склоки.