Онлайн книга «Алмазный башмачок»
— Я не больна, — нетерпеливо ответила она, хотя эти слова явно расходились с ее видом. — Что ты наделал, Лео! Она вовсе не собиралась набрасываться на него с упреками, но эти слова сами собой вырвались у нее. — Я была там, — гневно сказала она. — Я видела тебя. И все слышала. — Я погуляю с детьми в саду, — сказала Матильда, давая головой знак Кристиану, и вышла из комнаты, на что ни Корделия, ни Лео не обратили внимания. Лео выпустил ее руки и отошел к окну. — Я же просил тебя не ходить туда. — Ты обманул меня. Она была готова разрыдаться. Она не хотела, чтобы ее слова прозвучали так горько, но ничего не могла с собой поделать — понимание происходящего покинуло ее. — Я не обманывал тебя, Корделия. Я просил тебя верить мне, — спокойно произнес он. — Я не мог допустить, чтобы мой вызов был поставлен под сомнение твоим неосторожным словом или действием. — А почему ты не рассказал мне всего? — Я не мог, — просто ответил он. — Потому что тогда я сказала бы тебе все то, что говорю сейчас. Она шагнула к нему. — Но ведь ты не сделаешь этого, Лео. Ты не должен сражаться с Михаэлем. Ведь ты можешь погибнуть. — Она моляще сложила руки, во взоре ее сквозило отчаяние. — Ты не должен делать этого, Лео. Ты и сам это понимаешь. Он не взял ее руки в свои. Он просто произнес: — Это именно то, что я собираюсь сделать, Корделия. Я должен отомстить убийце моей сестры. — Но ты не сможешь сделать этого, если он убьет тебя! — воскликнула она, хватаясь за его руку, в своем отчаянии удержать его рядом с собой не думая ни о гордости, ни о изяществе движений. — Ты будешь мертв, как и Эльвира, а Михаэль будет торжествовать. Она попыталась тряхнуть его, но с тем же успехом она могла взывать к стволу дерева. — Я выбрал этот путь, — произнес он голосом, ставшим внезапно холодным и бесстрастным, как бы отстраняющим ее. — И я готов принять свою судьбу. Ее ладони бессильно соскользнули с его рук. — Но почему ты просто не возбудил обвинение, представив в качестве доказательства его дневники? Почему не позволил правосудию сделать свое дело? Но она уже и сама слышала в своем голосе нотки обреченности. — Я не мог, — просто ответил он. — Не понимаю. — Каждый из людей — загадка для других, Корделия. Не думаю, что ты сможешь понять все то, что чувствую я. Эльвира поняла бы меня, если б могла знать. Она и сама готова была аплодировать ему. Он Мог бы заметить едва уловимый кивок ее головы, которым она согласилась с его действиями. Ведь они всегда понимали мотивы поступков друг друга, даже если и не соглашались с ними. И все же его слова невыносимо терзали ее. — Ты не любишь меня, — тихо произнесла она. Лео не мог позволить себе думать в этот момент ни о чувствах Корделии, ни о чем-либо другом, кроме победы над Михаэлем. — Я люблю тебя, — спокойно произнес он. — Но я должен отомстить за смерть сестры. После того как это будет сделано, наша жизнь обретет спокойствие и ясность. — У нас не будет ничего, если ты погибнешь. Разговор зашел в тупик, и оба понимали это. Лео сделал несколько шагов по комнате, голос его стал спокойным и оживленным. — Ты с детьми должна уехать сегодня вечером вместе с Матильдой и Кристианом. Тогда к утру вы будете уже далеко. — Дети уедут. Я остаюсь. — Корделия, ради Бога! — шагнул он к ней. — Ты ждешь, чтобы я поняла и приняла то, что ты считаешь необходимым. Но тогда ты должен принять то, что важно для меня. Если тебе суждено погибнуть, то я хочу видеть тебя до твоей последней минуты. Она отвернулась и набросила капюшон на голову. — С детьми могут отправиться Кристиан и Матильда. Михаэль думает, что дети и я отбыли в Париж, так что у них будет время уехать как можно дальше. А если Михаэль победит, то моя дальнейшая судьба мне абсолютно безразлична. — Она пожала плечами. — Если я смогу, то убегу. Пусть это облегчит вашу смерть, милорд. И, не прибавив ни слова, она вышла из комнаты. Лео подошел к окну, чтобы увидеть, как она выходит на улицу. В сердце его была пустота. Он смотрел, не чувствуя ни горечи, ни обиды от ее несправедливых упреков. И тут ему сами собой пришли на ум уроки фехтования, когда он приучил себя видеть перед собой только одно — клинок противника. Он научился не думать больше ни о чем, не видеть, не замечать ничего другого. Он заставил себя забыть обо всем, даже о Корделии. Он слышал ее слова, но это были только ничего не значащие звуки. Мысли о Корделии, об их возможном будущем теперь никак не повлияют на эту схватку, где ставками являются жизнь и смерть. Ничто не заставит его усомниться в своей правоте: Эльвира будет отомщена! Когда Корделия спустилась с лестницы, ей встретилась возвращающаяся из сада Матильда, немного опередившая Кристиана с детьми. Лицо Корделии было мертвенно-белым, глаза наполнены болью и страданием. — О, дитя мое! — рванулась к ней Матильда. — Все будет хорошо. Обещаю тебе, все будет хорошо. Корделия покачала головой: — Я… я думала, что он любит меня. Я не могу понять, ведь он для меня все. — Она подняла лицо, искаженное отчаянием. — Он так холоден со мной, Матильда. Так холоден… Как же он может не чувствовать того, что чувствую я, Матильда? — Женщине не так-то просто понять мужчину, над которым тяготеет вопрос чести, — ответила Матильда, поглаживая Корделию по голове. — Неужели я такая дура? — жалобно спросила Корделия. — Наивная, обманывающаяся глупышка? Она отстранила Матильду, выражение ее лица вдруг стало решительным. — Ты и Кристиан должны вечером увезти детей. — А ты остаешься здесь? — спросила Матильда, не сомневаясь в ответе. — Тогда и я остаюсь с тобой, дитя мое. — Нет, ты должна уехать. Корделия повернула голову: в дверях стоял Кристиан, держа девочек за руки. — Бумаги при тебе, Кристиан? — Да-да, конечно. Но ты тоже должна уехать, так сказал виконт. Он постарался придать своему голосу незыблемую уверенность, хотя наперед знал, что и эта попытка обречена на провал. — Лео знает, что я остаюсь. Но детям пора ехать. — А куда мы едем? — воскликнула тоненьким голосом Сильвия. — О, вам предстоит очень интересное путешествие, — сказала Корделия. — Вы поедете в Англию, чтобы познакомиться с сестрой вашей мамы, с тетей Элизабет. — А наш папа знает? — испуганно спросила Амелия, губки ее подрагивали, но глаза блестели в предвкушении поездки. |