
Онлайн книга «Голые»
![]() Можно было не сомневаться, что у многих детей, приглашенных на эту вечеринку, тоже было по два папы – или по две мамы. Не уверена, правда, что Пиппа хотела услышать от меня что-то в этом роде. Если вас когда-нибудь ставил в неловкое положение четырехлетний ребенок, вы поймете, что я тогда почувствовала. – Я росла в животике Ливви, – вдруг вскользь, как ни в чем не бывало, заметила Пиппа. Ошеломленная, я начала заикаться: – Кто… кто с-ск-к-казал тебе это? – Папа Девон показал мне картинку того, как я там сидела. Я бросила взгляд поперек комнаты, туда, где Девон болтал с двумя другими мужчинами. Стивена в поле зрения не было. – А твой папа Стивен знает об этом? Пиппа вскинула обе брови и уперла ручки в свои бедра. – Еще как! Я не росла в его животе, разве ты не знаешь? Мальчики не рожают детишек, они только отдают эту… как ее… перму! Лия внимала этим откровениям, удивленно распахнув глаза, и не произносила ни слова. Я же мучительно пыталась вспомнить о фотографиях периода моей беременности. Я фотографировалась совсем мало, и моих снимков у Девона точно не было. Кроме… – А на что была похожа та картинка, Пиппа? Но девочка уже отвлеклась, принявшись танцевать и петь под неожиданно вырвавшуюся из колонок песню «Часть твоего мира», которая звучала в мультфильме про Русалочку. Я схватила Пиппу за рукав платья, чтобы снова завладеть ее вниманием. Существовала только одна фотография, которую она могла видеть, – черно-белый автопортрет с раздутым животом, снимок, который я сделала всего за несколько дней до родов. Тогда я ощущала себя огромной, созревшей, готовой взорваться изнутри. Женственной и дородной. Груди, напоминавшие дыни, покоились на гладком, тугом барабане живота. Пупок стал выпуклым. После рождения дочери мое тело изменилось, причем навсегда. В свое время никто не предупреждал меня об этом. – Пиппа, милочка, а как ты поняла, что это была я? – Я видела леди, – сказала она. – Какую леди? – Леди на фотографиях, глупенькая. – Пиппа, все еще танцуя, махнула рукой. – Она есть и на некоторых из тех, которые ты сделала сегодня. И девчушка унеслась прочь, волоча за собой Лию. Я посмотрела вслед дочери, потом приподняла камеру и принялась нажимать на кнопку, рассматривая сделанные за сегодняшний день снимки. Многие из них, снятые в движении, были смазанными, некоторые – не в фокусе. Несколько фотографий Пиппы были четкими, как стеклышко, лишь на заднем плане виднелась какая-то слабая тень, пушинка, которую можно было принять за очертания маячившей за спиной девочки фигуры. Леди. Прошло довольно много времени, прежде чем она снова появилась на моих снимках. Улыбаясь, я прижала камеру к себе, прямо к сердцу. – Привет. Оливия? Обернувшись, я увидела стоявшего рядом блондина, с которым до этого беседовал Девон. – Да, привет. Мужчина протянул руку: – Чед Кавана. Папа Лии. – О, очень приятно! Я только что познакомилась с вашей дочерью. Она восхитительна. Он усмехнулся: – Знаю. Девон показал нам несколько великолепных фотографий Пиппы, которые вы сделали. Мы с моим партнером, Люком, хотели бы узнать, можно ли договориться с вами, чтобы сделать несколько портретов нашей дочери. – О, без проблем! Конечно. – Я нащупала в своей сумке визитку и вложила ее в руку нового знакомого. – Девон говорил вам, что я тружусь еще и в «Фото Фолкс»? Так что у меня довольно необычный график работы. – Ничего страшного. Мы обязательно найдем подходящее время. – Чед посмотрел мимо меня, туда, где Пиппа и Лия забирали куриные палочки у отнюдь не маленькой русалочки-официантки. – Эти двое – такая прекрасная парочка! Я думал, что моя Лия – вылитая принцесса! Но Пиппа… вау! Я засмеялась: – А она что, какая-то другая, да? – Она – красивая маленькая девочка. Мне оставалось только гадать, знает ли Чед, что я – биологическая мать Пиппы. Я спрашивала себя, стоит ли рассказать об этом, раз он так нахваливает мою родную дочь. Девона это явно не обеспокоило бы. А вот Стивена – да. – Конечно, она такая, – ответила я. – Ее портреты, которые вы сделали, выше всяких похвал. Просто изумительно! Я улыбнулась: – Спасибо. – Давно занимаетесь фотографией? Всю оставшуюся часть вечеринки мы проговорили о фотографии и искусстве, детях и работе. Обсудили жизнь в Центральной Пенсильвании и то, какой необычной она кажется, когда переезжаешь сюда из других мест. Чед вырос поблизости, но долгие годы жил в Калифорнии. А я была родом из пригорода Филли. – Какая красивая цепочка, – заметил Чед через некоторое время, когда мы наблюдали, как дети собираются вокруг, чтобы разбить пиньяту. Я приподняла камеру, чтобы навести на фокус. – Спасибо. Эту цепочку подарила мне мать. – Вы – иудейка? Вспышка. Щелчок. Я прижала камеру к лицу. – Гм… Он засмеялся: – Моя сестра – иудейка. Именно поэтому я и спросил. Я сфотографировала маленького мальчика в галстуке-бабочке, который попытался ударить по пиньяте в форме морской звезды так сильно, как только мог. На фигуре даже вмятины не осталось. Я взглянула на Чеда. – Ваша сестра? Но не вы? – Она обратилась в иудаизм незадолго до замужества. – А! – Простите, это не мое дело. Просто она необычная. Эта цепочка с кулоном, я имею в виду… Довольно эффектная. Я коснулась украшения на своей шее и на мгновение опустила камеру. – Благодарю вас. Это был один из тех подарков, что заставил меня сказать «Какого черта?!», но потом я все-таки стала его носить. – У меня есть несколько свитеров из той же серии. Мы рассмеялись. Я сделала еще несколько снимков детей, потом запечатлела, как Девон, разочарованный неудавшейся расправой над пиньятой, вытащил пригоршню лент жевательной карамели из задней части морской звезды и раздал угощение каждому ребенку. Потом уже все маленькие гости принялись вытягивать сладости из пиньяты. Я подумала, что дети и без того сегодня наелись сладкого, но, с другой стороны, не мне ведь пришлось бы разбираться с их зубной болью позже… – Так что… ваша мать – иудейка, а вы – нет? Я отвернулась от сладкого беспредела. – Это долгая история, но – да. Что-то вроде этого. Не могу точно объяснить. – Я привык во все совать свой нос, – заметил Чед, но в его голосе не было ноток неловкости. – Простите. Мне кажется, я так любопытствую, потому что немало думаю об этом в последнее время – теперь, когда Лия становится старше. Мы хотим, чтобы она познакомилась со всевозможными верованиями и культурами, понимаете? Ни одного из нас нельзя назвать по-настоящему религиозным. Мне бы хотелось, чтобы Лия знала что-то помимо Санты и пасхального кролика. Люк – оптимистичный агностик. |