
Онлайн книга «Запретный плод»
— Если Бурже добьется успеха, я буду счастлива, — тихо ответила Дейзи, но голос был грустным. — Звучит не очень оптимистично. — Этьен, ты ведь ведешь борьбу не только с Изабель, но и со своим классом, ценности и жизненные устои которого тебе чужды. Они осуждают не только поспешность твоего развода, но и сам развод в принципе. — Она подняла ресницы. — Поэтому я не слишком надеюсь на успех. Жизнь так хрупка, что общество может легко раздавить ее. Я знаю это, потому что мой народ — жертва похожей системы. Да, он никогда не боролся за то, что и так принадлежало ему по праву, но он умел вести борьбу в деловом мире и знал, что если ты заранее сдашься, то никогда не выиграешь. — Бурже найдет выход. — И тогда ты будешь жить в Америке? — спросила она. — Я еще не думал об этом. Ты могла бы жить здесь со мной. Дейзи так и знала, что в его планы входили изменения только в ее жизни. — Но не постоянно, — честно ответила она и вдруг вспомнила, что у них осталось всего пять дней. Еще пять дней, чтобы любить его и говорить с ним, делить радость и смех. Она решила взять все от этих дней, дописать последнюю главу в книге воспоминаний. — В общем, потом мы чтонибудь придумаем. Герцог улыбнулся, почувствовав перемену в ее настроении. — Потом… А сейчас? — Дневная ванна, к примеру, вас не заинтересует? — насмешливо спросила Дейзи. Проведя рукой по черным волосам, пыльным и взлохмаченным от азартной игры и быстрой езды, он пробормотал: — Еще и как. — Я помогу, — в ее голосе было многозначительное обещание. — А еще лучше, если ты присоединишься ко мне. Ванна герцога была королевских размеров, дань вкусу Бернини и одновременно знаменитым римским фонтанам. — Если только позволишь вымыть тебе волосы. — Я разрешаю тебе мыть все, что захочешь, — заверил он. — Ненавижу слово «разрешаю». Судя по тону, его дорогая Дейзи уже пришла в себя. — Тогда приглашаю, моя храбрая леди, — это больше подходит твоему независимому положению? — Если бы у меня было больше времени, я изменила бы твое допотопное отношение к женщинам, — поддразнила Дейзи. — Не увлекайся, дорогая. Ты редкое и удивительное исключение. — Ну, тогда твои бывшие женщины не больше чем украшение в жизни мужчины. А между тем весь мир, кроме Парижа, отводит женщине более значительную роль. Ему не хотелось спорить, ему хотелось заняться с ней любовью. — Ты, как всегда, абсолютно права. — Терпеть не могу, когда мужчины так подозрительно быстро соглашаются, — объявила она. — В таком случае я стану грубым и буду выдвигать возражения по всякому поводу и без. Это гораздо легче. Вот тогда у тебя действительно будут основания обижаться. — Представляю, сколько юных и прелестных созданий ты обидел своим варварским отношением к женщинам. Герцог не стал объяснять, что эти «юные и прелестные создания» сами не давали ему прохода. И если бы ему захотелось, то они все стали бы его любовницами. Когда великий Бернини закончил реставрировать Лувр, он оставил монументальную архитектуру и дизайн, чтобы заняться дворцами тех благородных богачей, которые были в состоянии оплатить его работу. Капризный, как примадонна, он строил свои роскошные дворцы, не обращая внимания на французский климат и предназначение комнат. Его патрон из рода де Век ухитрился прагматически использовать Бернини, приспособив театральный размах в архитектуре к реальности повседневной жизни. Например, ваннаягрот из зеленого мрамора! Среди этого великолепия Дейзи мыла волосы герцогу. Он возлежал на ступеньках бассейна в непринужденной позе, расслабляясь после напряжения последних часов. Подобно гаремной гурии она обслуживала своего хозяина, и он, как султан, принимал ее услуги как должное. — Ты избалуешь меня, — полусонно промурлыкал он, лежа под теплой водой, струящейся по его бронзовому телу. Пропустив его черные шелковистые волосы сквозь свои пальцы, Дейзи смыла последние остатки мыльной пены. — Ты тоже балуешь меня, — ответила она, внезапно ощутив желание защитить его от коварства жены, заботиться о нем каждый день, а также заниматься с ним любовью до бесконечности, чтобы сохранить любовные воспоминания в своем суровом будущем. Наклонившись, она поцеловала его, теплая вода попала на ее полную грудь — странное, одновременно успокаивающее и возбуждающее ощущение. Его губы были прохладны, в то время как ее горячи. Душераздирающая страсть обволакивала и властно влекла за собой. Грядущая разлука еще более усиливала желание. Если бы только она могла остаться, если бы только могла взять его с собой или поселиться с ним гденибудь на краю света, вдвоем, только вдвоем, то охотно бы стала его гурией. Она немного отодвинулась, но его рука скользнула к ней и вернула ее обратно. — Подожди, — прошептал он, без видимых усилий приподняв ее и положив на себя. Они лежали так довольно долго, их тела и губы соприкасались, ее мягкая грудь успокаивала, как и журчащая вода и поднимающийся пар. Маленькие интимные картины Жерома украшали стены. Сценки из гаремной жизни, невольничьи рынки и арабские интерьеры были подобны драгоценным камням на прохладном зеленом мраморе. — Нет, это не мое, — мягко сказал Этьен, проследив за ее взглядом, — это заказ моего отца. Дейзи уже поняла, что в этой квартире все принадлежало его отцу. Даже портрет Этьена с матерью. Поэтому здесь не бывали его женщины, он не приводил их сюда. — А где твое холостяцкое логово? — вдруг спросила Дейзи. Он не стал уклоняться от ответа. — На Плас де ла Конкорд. — Вот и хорошо. Я ужасно ревнива. Он улыбнулся, коснувшись ладонью ее лица. — Если бы наша культура была близка к арабской, я бы с радостью купил тебя на невольничьем рынке. — Без моего согласия? — улыбнулась она в ответ. — Без чьего бы то ни было согласия. — Я жила бы вместе с другими женщинами в гареме? — Нет. Отдельно. Они отравили бы тебя, потому что стали мне безразличны. — Вероятно, я сошла с ума, если меня привлекает такое будущее, — засмеялась Дейзи. Его руки опустились ниже ее спины. — Теплый пар, скрытый грот и эротические картины Жерома очищают и прославляют древнюю культуру. Проект Бернини — это гимн Венеции, но многое взято и из культуры Востока. Можешь прокатиться вниз по гроту. — Зачем? — Это одна из забав гаремных женщин, — объяснил он, — и источник развлечения для хана или султана. |