Книга Media Sapiens. Повесть о третьем сроке, страница 50 – Сергей Минаев

– Ух, как интересно события разворачиваются, – говорит Вербицкий.

– Вот и всё. Это конец «Зевса», – Вадим повернулся ко мне и захлопал в ладоши.

– Пресс-секретарь их ещё, идиот, сделал акцент на том, что проблемы с госпроверкой не связаны. Фактически расписался в обратном. Интересно, кто их учит? – Я качаю головой – Сам себе в ногу выстрелил.

Новости закончились, и пошла реклама. Первым шёл ролик «Альфа-банка», в котором Герой Советского Союза космонавт Леонов говорил что-то вроде «если вы не верите в свой банк – забирайте вклады, а я своему банку верю».

– Смотри-ка, – Вербицкий ткнул ручкой в сторону Леонова, – правильный ход сделали. Антон, ты как считаешь, «Альфа» устоит?

– Как сила инерции пойдёт. Я так думаю, что после того, как «Зевс» грохнулся, все более или менее успокоится. Хотя статья в «Коммерсанте» фактически анонсирует общий кризис. Народ испуган очень.

– А дальше что?

– Дальше будем держать тренд в СМИ недели три. Народ окончательно озвереет, а там, глядишь, ещё какой-нибудь из банков грохнется. Многим из них просто первый толчок нужно дать.

– А толчков будет больше, чем достаточно, – соглашается со мной Вадим, – на теме кризиса сейчас мечтает отоспаться вся журналистская тусовка.

– Да, ребята, молодцы, – говорит Вербицкий, выключив телевизор, – Зайцевым и бомжами вы аудиторию напугали, финансовым кризисом вы её раздели, остаётся только, хе, хе, убить. Шутка.

– Убить мы её, Аркадий Яковлевич, можем только постоянной демонстрацией каких-нибудь шокирующих новостей. Может, нам телеканал открыть специальный? «Хоррор-ТВ». Позволят нам такие бюджеты? – спрашивает Вадим, – что-то типа «Дискавери».

– Бюджеты-то нам позволят, федералы не позволят. Все частоты под государственным контролем, – мрачно замечаю я.

– Насчёт «Хоррора», – обращается ко мне Вербицкий, смеясь. – А как вы умудрились прапора без ноги снять в первый раз?

– Да запросто, – пожимаю плечами я. – Одеялом накрыли, ногу подогнули, а на месте сгиба сделали пятно, типа кровь.

– А как федералы потом его в эфире заставляли прыгать на одной ноге, – Вербицкий закрывает ладонью рот и практически всхлипывает, – я чуть не умер, когда на это смотрел.

– Самое смешное было, когда они его с постели стаскивали, – говорит Вадим, – как он упирался и кричал «позовите мне адвоката».

Мы все дружно хохочем, и тут, как бы невзначай, я говорю Вербицкому:

– А вы знаете, Аркадий Яковлевич, хорошая у вас была мысль, про убийство аудитории.

– Ну, это метафора, – улыбается он.

– И «Хоррор ТВ» опять же в тему, – продолжаю вслух рассуждать я, смотря куда-то поверх их голов.

– В смысле? – переспрашивает Вадим.

Я встаю, подхожу к телевизору и, опираясь на него, начинаю рассуждать:

– Давайте подумаем, что движет аудиторией? Что заставляет её принимать нужное нам решение?

– В основном телевизор, – Вадим, будто отличник, отвечает первым и косит глазом в сторону Вербицкого.

– Это средство передачи информации. А я говорю о самом информационном посыле. Какое чувство быстрее всего вовлекает аудиторию в процесс? Что делает из телезрителя участника?

– Любопытство? – предполагает Вербицкий.

– Слабо, что ещё?

– Сопереживание? – включается Вадим.

– Так, ещё? – похоже, игра увлекла их обоих. Вербицкий задумывается, постукивая пальцами по столу, и выдаёт: – Любовь?

– Сильнее.

– Ненависть, – почти кричит Вадим.

– Тепло, но не то.

С минуту мы сидим молча, затем Вербицкий, видимо вспомнив, с чего начинался мой спич, встаёт и тихо говорит:

– Ужас. Вот что на них сильнее всего влияет. Я правильно тебя понял, Антон?

– Именно. Ужас. А если быть более точным, то страх. Мы уже достаточно поиграли со страхами аудитории. Страх надвигающейся диктатуры, страх отдавать детей в армию, страх потерять свои сбережения. Мы не использовали самого главного. Страха…

– …смерти… Антон, это опасная материя, ты хорошо понимаешь, с чем мы будем играть и что нам нужно для этого?

– Нам нужно событие – безупречное с эстетической точки зрения и безотказное по силе своего воздействия на людей, Аркадий Яковлевич.

– А в чём эстетика-то, Антон?

– Эстетика смерти и опасности, которая рядом с тобой, здесь и сейчас. Например, видео падающих башен 11 сентября останется самым сильным визуальным рядом ближайших ста лет. Если, конечно, какие-нибудь хитроумные медийщики не уговорят властные структуры обрушить более высокое здание в качестве старта предвыборной или другой агитационной кампании. Вообще, парням, которые это придумали, или Бен Ладену, перед арестом и заключением, нужно дать по «Оскару».

– За что именно? – интересуется Вадим.

– За спецэффекты и за введение в информационное поле новой картинки-ассоциатора. Изображение Микки Мауса ассоциируется с мультфильмами, «Биг Мака» – с едой, а изображение «Близнецов» теперь ассоциируется со смертью. Я думаю, что в компьютерных играх скоро смерть будет изображаться пиктограммой с башнями. Вот это эстетика.

– Да уж, – отвернувшись, роняет Вербицкий.

– Во время «9/11» был пик посещаемости в Интернет, – мечтательно улыбается Вадим.

– Вот именно, – сухо говорю я, – нам нужен Теракт.

В кабинете повисла тишина. Слышно было, как за стенкой секретарша цокала каблуками и кипел электрический чайник.

– Теракт? – Вадим расслабляет узел галстука и смотрит на Вербицкого.

– Антон, это уже слишком. Это чистый криминал. Мы же работники СМИ, а не подрывники. Я на это никогда не дам санкцию.

– На что? – переспрашиваю я, – на подрывников?

– На терроризм.

– Аркадий Яковлевич, неужели вы называете террористами пару пиротехников, работающих на «Мосфильме»?

– Антон, давай без твоего вечного эзопова языка, ладно? – Вербицкий раздражается. – Кого как не назови, а терроризм он и есть терроризм. Во всём мире. И после исполнения твоей задумки нам наши, а не эзоповы языки оторвут и в задницы засунут. В наши, опять же.

– Да, Антон, я думаю, что это уже через край. Я согласен с Аркадием Яковлевичем. Они нас просто раздавят за это.

– Постойте, постойте, – тут уже я начинаю раздражаться, – за что, за «это»? Вы меня, может быть, дослушаете?

– Как скажешь, ты сегодня герой, – отвечает Вербицкий.

– Спасибо. Теперь постараюсь объяснить пришедшую мне в голову идею. Как правильно заметил Вадим, всё начинается с телевизора. Правильно, Вадик?

– Ага, – кивает он головой.