Книга Я люблю Голливуд, страница 35 – Линдси Келк

— Ну, куда сначала? — спросила Дженни, не обратив на даму никакого внимания. — К «Диору» или к «Дольче и Габбана»?

— О, вот туда. — Я показала через дорогу на роскошную витрину платьев, похожих на балетные пачки, прелестных цветочных тонов. — Мяу-мяу, мне «Миу-Миу», пожалуйста!

После второго бокала шампанского я уже была готова признать, что у Голливуда таки есть свое очарование. Дженни была с ног до головы в от кутюр — роскошная бронзовая юбка в сборку подчеркивала узкую талию, а платформа пять дюймов высотой заставляла буквально ходить на цыпочках.

— Как они на ноге? — спрашивал необычайно красивый продавец, поддерживая мою ступню ладонью и продевая язычок ремешка изысканной босоножки со стразами в крошечную серебряную пряжку на щиколотке.

— Замечательно, — сказала я, не решаясь подняться на небольшие хрупкие каблучки. Когда же я буду чувствовать себя Кайли Миноуг, а не Лили Сэвидж [8] , примеряя герли-стиль?

— Знаете, кажется, сегодня мы получили к ним сумку. Ее еще не вынесли в торговый зал, — понизил голос продавец. — Я обязательно должен увидеть, как она смотрится с босоножками.

— Я тоже, — поддержала его я, глядя на свои ноги.

С какой стати девушкам в Лос-Анджелесе вообще прятать ножки в угги? В Нью-Йорке снег, холодно, там необходимо их отделанное овечьей кожей тепло, но в Лос-Анджелесе абсолютно оправданно круглый год ходить в воздушных творениях «Миу-Миу». Здесь вообще незачем ходить пешком; этот город просто создан для «лимузинов» [9] (может, поэтому здесь все за рулем?).

Пока мой новый друг продавец бегал за сумкой, я проверила блэкберри. Вообще блэкберри до сих пор представляет для меня некоторую загадку. Я и в мобильном хорошо путаюсь, не в состоянии ответить на рабочие е-мейлы, когда сильно заработаюсь (в смысле выпью). Не успела я бросить блэкберри на дно моей (возревновавшей к окружавшим нас утонченным творениям «Миу-Миу») сумки, как он зажужжал у меня в руке.

— Алло? — машинально ответила я.

— Энджел, это Джеймс.

Черт, я так увлеклась окружающей красотой, что на пятнадцать минут забыла обо всем на свете.

— Энджел, вы слушаете?

— Да.

Я лихорадочно замахала Дженни. Я не смогу справиться с этим в одиночку. Даже в босоножках за восемьсот долларов. Больше того, особенно в босоножках за восемь сотен.

— Я хотел извиниться за фотографии. Блейк как раз пытается добиться их удаления. — По-моему, Джеймс был искренне взволнован. С другой стороны, он же хороший актер. — С вами все в порядке? Мы уже связались с вашей редакцией, там все будет нормально.

— Ну, случившееся стало для меня, можно сказать, шоком, — начала я, но тут Дженни выхватила у меня телефон и бегом припустила по магазину.

— Джеймс? Это Дженни, — услышала я, пока подруга еще не отбежала достаточно далеко.

Я пыталась расстегнуть крошечные пряжки босоножек, но их явно ковали эльфы, поэтому мои неуклюжие, толстые (в смысле отекшие от лос-анджелесской жары) пальцы не смогли справиться с ними достаточно быстро.

— Не знаю, она в растрепанных чувствах, — говорила Дженни, убежав к самой дальней стене магазина. — Но я пытаюсь привести ее в себя с помощью шопинг-терапии.

— Дженни, — прошипела я. — Отдай мне чертов телефон!

— Мы в «Миу-Миу», — подмигнула подруга, удерживая меня на расстоянии вытянутой руки. — Да, я думаю, ей очень понравится. О’кей, передаю кому-нибудь трубку.

Когда я все-таки выдралась из босоножек, мой блэкберри был в руках того самого красивого продавца, который вернулся, держа в руках что-то длинное и обезоруживающе блестящее.

— О, конечно, мистер Джейкобс, — выдохнул он, нажал «отбой» и протянул мне телефон, другой рукой протягивая сверкающую вещь.

Я ощутила себя котенком с шариком для пинг-понга: блэкберри или блестящая сумка? Блестящая сумка или блэкберри?

— Где мой телефон? И что вообще происходит? — спросила я Дженни, не в силах отвести взгляд от сумки.

Она была длинной, и тонкой, и округлой, как пенал, который у меня был в восьмом классе. Но, в отличие от моего школьного пенала, у сумки имелся ярлычок с ценой «пятьсот долларов», скромно спрятанный внутри прекрасной подкладки, а сверху сумку покрывали роскошные золотые радужные блестки. О, и у сумки имелся маленький кожаный ремешок-петля, чтобы надевать на запястье и никогда-никогда ее не потерять. Даже во сне.

— Дженни!!

— Мы берем сумку и босоножки, спасибо, — заявила она, выхватывая у меня блестящий шедевр и отдавая его продавцу. Его глаза заблестели не хуже стразов. — И этих скверных мальчишек тоже! — Показав на желтые с черным «Мэри Джейнс», в которых бегала по залу, Дженни хлопнулась на мягкую банкетку рядом со мной. — Слушай, надо тебя сфотографировать еще с какой-нибудь знаменитостью, — сказала она, обняв меня за плечи. — Джеймс хочет заплатить за твои туфли! Вернее, за наши туфли, но если он скажет, обе пары твои. Он просил записать покупку на его счет и подтвердил вашу завтрашнюю встречу.

— Да ты шутишь, что ли? — задохнулась я, провожая взглядом босоножки и сумку, которые быстро унесли к прилавку под неистовое перешептывание персонала бутика. — Он не должен этого делать! Мы не должны позволять ему это делать!

Я помрачнела, представив, что сказала бы Мэри, узнав, что я принимаю от Джеймса туфли с сумками. И до той секунды, когда продавец вновь наполнил мой опустевший бокал шампанским и поставил рядом с ним два огромных, перевязанных лентой бумажных пакета, я всерьез думала о том, чтобы отказаться от подарка. Почти всерьез.

— О, Энджи, Энджи, Энджи! — Дженни взъерошила мне волосы и широко улыбнулась: — И он может, и мы можем. Ой, я так счастлива! Куда дальше пойдем?

Талант Дженни к шопингу мог сравниться только с ее редким аппетитом, поэтому после «Миу-Миу», «Дольче и Габбана», «Кавалли» и «Гуччи» она сдалась:

— Даже «Ла Перла» я не могу мерить на пустой желудок.

— «Тиффани» не должен находиться в торговом центре, — ораторствовала я, расправляя на тарелке обязательный, прямо-таки традиционный салатный лист. — Даже в самом роскошном. Это неправильно!

— Как скажешь. — Дженни откинулась на спинку стула, закрыла глаза и улыбнулась, подставив лицо солнцу. — Ешь свои крабовые котлеты и перестань гнать на Лос-Анджелес.

— Я оставлю Лос-Анджелес в покое, если ты расскажешь о том, как была здесь в последний раз, — предложила я. — Я хочу услышать все о твоих танцах и как «Горячие-цыпочки» могли тебя упустить.

— Тихо! — Дженни засмотрелась на что-то вверху. — Это что, колибри?

— Да, и хотя такой красоты я в жизни не видела, — начала я, глядя на крошечную птичку, стрелой пролетевшую над нашим столиком и зависшую в воздухе над цветочной композицией, — ты меня не собьешь. Ты что, правда танцевала?