Онлайн книга «Приключения Эмиля из Леннеберги»
Блюдо с печеночным паштетом. Блюдо с жареной колбасой. Блюдо с котлетами. Блюдо с телячьими фрикадельками. Блюдо с копченой грудинкой. Блюдо с крупяной колбасой. Блюдо с картофельной колбасой. Блюдо с селедочным салатом. Блюдо с солониной. Блюдо с присоленным говяжьим языком. Блюдо с большим рождественским окороком. Блюдо с головкой рождественского сыра. Блюдо с белым хлебом. Блюдо со сладкими хлебцами на патоке. Блюдо с ржаным хлебом. Кувшин можжевелового кваса. Кувшин с молоком. Миску рисовой каши. Поднос с сырными лепешками. Вазу с черносливом. Блюдо с яблочным пирогом. Вазу со взбитыми сливками. Вазу с клубничным вареньем. Вазу с имбирными грушами. Запеченного целиком молочного поросенка, украшенного сахарной глазурью. Вот, кажется, и все. Я могла забыть три, ну от силы четыре, самое большее пять блюд, но остальное я все перечислила. Они сидели за столом, эти старички и старушки из богадельни, и терпеливо ждали, пока все принесут. При виде каждого нового блюда их глаза разгорались все сильнее. Наконец Эмиль пригласил их: – Пожалуйста, налетайте! И они принялись уплетать угощение так, что только за ушами трещало. Альфред, Эмиль и маленькая Ида тоже сидели за столом. Но Ида съела всего несколько фрикаделек. Она все думала, уж не новая ли это проделка Эмиля, на самом деле. Она вдруг вспомнила: ой, и верно, ведь завтра утром к ним в Каттхульт на третий день праздника приедут в гости родственники из Ингаторпа! А тут вся праздничная еда исчезала прямо на глазах! Она слышала, как за столом хрустели, грызли, причмокивали и глотали. Казалось, стая хищных зверей набросилась на миски, блюда и подносы. Маленькая Ида понимала, что так жадно едят лишь изголодавшиеся люди, но это все равно было ужасно. Она дернула Эмиля за рукав и зашептала ему на ухо, чтобы никто не услышал: – Ты уверен, что опять не напроказничал? Вспомни-ка, ведь завтра к нам приедут гости из Ингаторпа! – Они и так толстые, хватит с них! – спокойно ответил Эмиль. – Куда лучше, если еда достанется тому, кому она и вправду нужна. Но все же он немного испугался, так как, судя по всему, к концу пиршества не останется и полпальта. То, чего гости не могли съесть, они распихивали по карманам и сумам, блюда и миски опустошались в мгновение ока. – Ну вот, я слопал грудинку, – вымолвил Калле-Лопата, дожевывая последний кусочек. – А я слопала селедочный салат, – сказала Пройдоха-Фия. Они говорили «слопал», «слопала», и это значило, что они съели все до крошки и что на блюде было пусто. – Теперь мы слопали все дочиста, – сказал в конце концов Придурок-Никлас, и правдивее этих слов он никогда в жизни не произносил. Вот почему это пиршество прославилось на долгие времена как «великое опустошение Каттхульта», и о нем, к твоему сведению, долго не прекращались толки как в Леннеберге, так и в других приходах. Лишь одно блюдо оставалось нетронутым – целиком запеченный молочный поросенок. Он лежал на столе и печально глядел своими сахарными квадратиками вместо глаз. – Чур меня, нечистая сила, упаси и помилуй! Поросенок похож на крошечное привидение, – сказала Пройдоха-Фия. – Я и прикоснуться к нему боюсь. Ни разу в жизни не пришлось ей видеть запеченного целиком молочного поросенка, да и другим беднякам тоже не выпадало такого случая. Поэтому-то и оробели они перед ним и даже не дотронулись до него. – У вас случайно не осталось больше колбасы? – спросил Калле-Лопата, когда все блюда были уже пусты. И тогда Эмиль ответил, что на всем хуторе уцелела лишь одна колбаска, да и та насажена на колышек, который торчит из его волчьей ямы. Там она и останется как приманка для волка, которого он с нетерпением ждет, поэтому ни Калле и никто другой ее не получит. Но тут Виберша всполошилась. – Блаженная Амалия! – запричитала она. – Про нее-то мы совсем забыли! Она растерянно поглядела по сторонам, и взгляд ее остановился на поросенке. – Пусть уж он достанется Амалии, а? Хоть он и похож на привидение! Как скажешь, Эмиль? – Ладно, пусть ей будет поросенок, – со вздохом согласился Эмиль. Тут бедняков так разморило от еды, что они не могли шевельнуться, а дотащиться до своей лачуги у них просто не хватило бы сил. – А что, если взять дровни? – предложил Эмиль. Сказано – сделано. На хуторе были дровни – длинные и вместительные сани. На них можно было увезти сколько угодно стариков и старушек, даже отяжелевших после такого угощения. Наступил вечер, зажглись звезды. В небе светила луна, а вокруг лежал пушистый, только что выпавший снег. Стояла мягкая зимняя погода – чудесная пора для катания на санках. Эмиль и Альфред заботливо рассадили гостей на дровнях. Спереди восседала Виберша с поросенком, затем по порядку все остальные, а сзади – Ида, Эмиль и Альфред. – Эй, поехали! – скомандовал Эмиль. Сани быстро заскользили по склону холма. Ветер свистел в ушах, и старички и старушки кричали от восторга – уже так давно они не катались на санках! Ой как они кричали! Лишь один поросенок молча несся, как привидение, в лунной ночи на руках у старой бабки и таращил немигающие глаза. Ну а старостиха, что делала она? Об этом ты сейчас узнаешь. Я хотела бы, чтобы ты ее увидел, когда она возвращалась домой после прогулки за сырными лепешками в Скорпхульт! Вот она в серой шерстяной шали, толстая и довольная, подходит к дому, достает ключ, вставляет его в замочную скважину и посмеивается при мысли, что сейчас увидит своих покорных и запуганных бедняков. В самом-то деле, должны же они наконец уразуметь, что хозяйка здесь она – одна над всеми! Она поворачивает ключ, переступает порог и входит в сени… но почему такая тишина? Спят они, что ли, или сидят и смотрят хмуро исподлобья? Луна заглядывает в окно и освещает все углы дома, но почему же ни одной живой души не видно? Потому что в доме никого нет! Так-то, Командорша, нет там ни одной живой души! Тут ее пробирает дрожь, она вся дрожит как осиновый лист: еще никогда в жизни ей не было так страшно. Как же они могли выбраться сквозь запертые двери? Никто, кроме ангелов Божьих… да, так оно и есть. Несчастная, обманом отняла она у них колбасу, пальты, табак, и теперь ангелы Божьи унесли их туда, где живется лучше, чем в богадельне. Только ее бросили одну в нищете и горе, ох-ох-ох! И Командорша завыла как собака. |