Книга Взгляд Горгоны, страница 15 – Чингиз Абдуллаев

— Стоп, — приказал Дронго. Изображение замерло. Дронго поднялся и подошел к телевизору, — вот видите, — показал он на руку Наташи. — Саша, прокручивай кадр за кадром медленно, чтобы мы могли видеть, что именно она держит в руке. — Саша стал передвигать кадр за кадром, пока Дронго снова не остановил его.

— Вот, — показал он, — вы видите, что у нее в руках небольшая бумажка, сложенная пополам. Записка. Но никак не конверт. Я не видел в руках у нее этого конверта. Посмотрите, что она делает. Она открывает ваш стол и кладет эту записку вам в ящик. Вы видите? Вы достали эту записку?

— Нет, — растерянно ответил Горбовский, смотревший на изображение любимой женщины, — подождите, — он поднялся и чуть качнулся. Саша бросился к нему.

— Нет, — оттолкнул его Горбовский, — я должен сам все проверить. Сейчас я вернусь. — Он тяжело вздохнул и пошел к лестнице.

— Вы думаете, что это не она?

— Нам лучше дождаться возвращения Романа Андреевича.

Дронго посмотрел на лежавшее письмо.

— Я знаю эти буквы, — сказал он, — они из журнала «Лица». Я его часто получаю и читаю. Иногда они пишут про меня, что приводит меня в состояние шока. Откуда такой журнал может знать о частном эксперте? У нас слишком разные жанры. Но они писали обо мне, и я часто покупаю именно этот журнал. Эти буквы вырезаны оттуда. Вот эта, эта и эта буквы. Абсолютно точно. Я знаю их графику. Кто у вас на даче получает такой журнал? Или его привозят?

— Не знаю, — растерялся Саша, — но Роман Андреевич его точно не получает. Я не видел у него такого журнала.

— Значит, нужно узнать, кто получает, — предложил Дронго, — и тогда мы, может быть, узнаем, кто именно вырезал буквы из журнала.

Сверху спускался Горбовский. Он держался за перила и был серого цвета. Саша бросился к Роману Андреевичу. Тот дошел до стула и буквально рухнул на него. Потом взглянул на Дронго. В глазах у него были слезы.

— Я не знаю, как проживу эту ночь, — признался он, — слишком все тяжело.

Он протянул записку Наташи, которую она положила ему в ящик стола. Дронго развернул письмо и взглянул на Горбовского, молча спрашивая разрешения прочесть записку.

— Читайте, — разрешил Роман Андреевич. — У меня не осталось никаких тайн.

«Дорогой мой, — писала Наташа, обращаясь к Горбовскому, — мне кажется, что события последних дней тебя очень сильно потрясли. Я вижу, как ты переживаешь и мучаешься. Я не знаю, что случилось с этим человеком, который так неудачно упал и погиб, но я вижу, как ты страдаешь. К тому же мне рассказали, что этот пьяный водитель пытался тебя убить. Не знаю почему, но я чувствую себя виноватой и в твоем настроении, и в твоем состоянии души. Поэтому прошу меня извинить. Я собираюсь завтра отсюда уехать. И не нужно меня уговаривать. Больше лгать твоей жене я не могу. И не хочу. Извини меня за это письмо, понимаю, какую боль оно тебе причиняет. Мне тоже очень тяжело. К тому же я привязалась к твоей дочери. Она прекрасный человек и вырастет твоим настоящим другом. Твоя Наташа».

Дронго молча вернул записку Горбовскому.

— Вот видите, — сказал тот, тяжело вздыхая, — а мы с вами уже готовы были обвинить ее во всех смертных грехах.

— Это тоже не доказательство, — возразил Дронго. — Она действительно принесла эту записку и оставила у вас в столе, что зафиксировано на пленке. А когда я спустился вниз, она могла подняться снова и бросить конверт на пол, спускаясь обратно. Такое тоже возможно.

— Вы невероятный человек, — простонал Горбовский, — как вы можете так говорить? Еще минуту назад вы ее защищали. А теперь готовы снова сдать. Я вас не понимаю.

— Я обязан излагать все возможные версии случившегося, — возразил Дронго, — в этом и состоит моя профессия. Я должен проверить все возможные варианты. Найдя письмо, мы убедились, что она вас любит. Но это письмо, с одной стороны, очень хорошо характеризует Наташу, а с другой — очень сильно свидетельствует против нее.

— Почему? — крикнул Горбовский.

— Не кричите, — строго попросил Дронго, — если это она бросила конверт, то логично, что, получив сегодня деньги, она завтра уволится. Такой вариант тоже возможен.

— Господи, — схватился за голову Роман Андреевич, — я сойду с ума. Кто из моих близких видел мою стычку с Виктором? Кто? Я ничего не знаю. Кто взял фотографии? Чьи глаза за мной следили? Матери, жены, сына, брата, любовницы? Чьи? Вы знаете, была такая легенда о горгоне, которая превращала в камень все, на что она смотрела. Вот мне кажется, что кто-то пытается превратить в камень мою душу. Как будто взгляд горгоны ожег меня изнутри. Что мне делать? Я готов отдать свой миллион только для того, чтобы узнать, кто именно присылает мне эти конверты. Только за одно это.

— До пяти часов утра у нас еще есть время, — возразил Дронго, — и если вы будете так переживать, вы не сможете принимать обдуманные решения. Деньги у вас собраны?

— Да.

— Где они?

— В моем сейфе. Сейф находится в кабинете.

— Вы никому не говорили о деньгах в вашем сейфе?

— Ни одному человеку. Сам привез и сам спрятал деньги вчера после работы. Даже Саша об этом не знает, — показал он на своего личного телохранителя.

— Очень хорошо, — одобрил его Дронго. Он хотел немного успокоить несчастного.

— Теперь давайте дальше. Что у вас рядом с северной стеной? Там есть выход с дачи?

— Нет. Там проходит дорога в поселок. Чтобы оказаться на этой дороге, нужно выйти через наши ворота и обежать половину дачи. На это потребуется минут десять.

— Значит, человек, который предложил перебросить чемодан с деньгами именно через северную стену, знает об этом, — удовлетворенно заметил Дронго.

— Конечно, знает, — кивнул Горбовский, — мне это сразу стало ясно, как только прочел письмо.

— Еще один важный вопрос. Кто у вас дома получает журнал «Лица»? Или вы его для кого-то покупаете?

— Какой журнал? — переспросил Роман Андреевич.

— «Лица», — пояснил Дронго, — может, вы его покупали для кого-нибудь?

— Да, — кивнул Горбовский. Его лицо скривилось, словно от боли, — я его покупал несколько дней назад, — сообщил он, — для моей матери.

Саша едва не свалился со стула. Дронго покачал головой.

— Если она любит читать этот журнал, то совсем не обязательно, чтобы она была той самой «горгоной».

— Я купил его матери, — снова повторил Горбовский.

— Правильно сделали, — кивнул Дронго. — Но этот журнал у нее могли забрать. Нам нужно выяснить, кто именно взял этот журнал.