Онлайн книга «Возвращение Пираньи»
– Так... – задумалась Кончита, прижавшись теснее. – Что бы тебе на это сказал дедушка? Она тебя любила? – Думаю, да. – Думает он, видите ли... Ох, мужчины... Н-ну... Будь это кто-то, кого ты убил, можно сразу уверенно говорить, что он тебе пророчит беду. Те, кого ты убиваешь, это уж-жасно любят, заявиться в самый неподходящий момент, беду напророчить. А если жена, любящая... Хм, она тебя предупреждает. – О чем? – Ну откуда я знаю? Надо ей о чем-то тебя предупредить, понимаешь? Так тебе и сказал бы толковый брухо. А уж плохое там или хорошее... Quien sabe? [6] По-английски это... – Я знаю, – сказал Мазур, успевший выучить эту незамысловатую фразу, применявшуюся здесь в массе ситуаций и носившую невероятное множество значений и оттенков. – Но вот о чем... – Вряд ли есть необходимость беречь верность, – лукаво покосилась Кончита. – Сам подумай, если она тебя любила, ей приятно, что ты продолжаешь с красивыми женщинами... Если ее все равно нет, это же не измена, понимаешь? Глупо хранить верность мертвым. И вообще, los muertos e idos no tien amigos... – Что? – У мертвых и ушедших нет друзей, – сказала Кончита. – Это такая пословица... – Черт, верно, – растерянно сказал Мазур. По крайней мере, к нему эта пословица подходила на все сто – у тех, кто уходит на задание, друзей больше нет... – Ты весь зажатый, – тихо сказала Кончита. – Не бойся, я же тебе говорю, б о л ь ш у ю беду любимая жена не пророчит, предупреждает просто. – Мне просто показалось, – сказал он, злясь на себя за то, что вновь потихонечку допускал в мозг прежнее ощущение, испытанное там, на площади. Что чуточку верил, будто видел Ольгу на самом деле. – Ничего не показалось, – наставительно сказала Кончита. – Значит, приходила она к тебе, глупый... И, гибко выгнувшись, прильнула к его губам долгим поцелуем. Глава 5
Una guapa bonita Как давно известно сведущим людям, главная сложность случайных романчиков, платных или бесплатных, заключается в искусстве красиво разойтись утром. Мазуру в этом смысле повезло – у смышленой девчонки, умело и яростно пробивавшейся из грязи в князи, стиль был неплох. Наверняка отработан на неизвестном количестве предшественников, но это, в сущности, неважно. Умеренно-короткие ласки после пробуждения, легкий завтрак с кофе, непринужденная болтовня – все катилось по накатанной, так что Мазур почувствовал себя совершенно свободно. В девять утра после деликатного стука в дверь объявился второй секретарь, мужчина представительный, холеный и в других обстоятельствах наверняка надменно державшийся бы со столь плебейскими гостями, зачем-то прикрытыми дипломатическим паспортом. Однако перед Мазуром с Кацубой он откровенно прогибался и, судя по некоторым наблюдениям, искренне – явно получил от кого-то неизвестного хорошую накачку. Дополнительный штрих в пользу серьезности операции. – Подожди минутку, – сказала Мазуру Кончита, почти не обращая внимания на импозантного дипломата (быть может, искренне считала его чем-то вроде посольского шофера). – Сейчас уедет наш особо скрытный гость... Полюбоваться хочешь? Мазур выглянул в окно. На обсаженной эвкалиптами аллее стоял белый «мерседес», и к нему живенько поспешал невидный субъект в сопровождении двух квадратных мальчиков, декорированных темными очками. – Министр земледелия, – беззаботно пояснила Кончита. – Крайне нервный субъект, поскольку женат на состоянии супруги, а она однажды уже грозила разводом. Конечно, кресло у него весьма доходное, но по сравнению с деньгами сеньоры – й-ют! [7] Вот и бережется... Ну, всего тебе наилучшего. – По-прежнему игнорируя третье лицо, она приподнялась на цыпочки и звонко чмокнула Мазура в щеку. – И чтобы призраки больше не навещали... «С ума сойти, – грустно подсмеиваясь над собой, думал Мазур, спускаясь по витой лестнице следом за дипломатом. – Выхожу это я утречком из одного из самых шикарных борделей столицы, смотрю, а из соседней двери – сам министр земледелия... Поэма. Обычно воспоминания в сто раз прозаичнее...» * * * ...И завертелось, закрутилось, с удовольствием бы сказал «понеслось», но все обстояло как раз наоборот – поползло... Теперь вместе со вторым секретарем по кругам здешнего бюрократического ада поплелись и они с Кацубой, и кругов этих было не семь, как в каноническом аду, а, пожалуй, семижды семь, не считая тупиков, ответвлений и ловушек. Российские коллеги здешнего крапивного семени выли бы от зависти, узнав в точности, как здесь обставлено дело. Самые любимые присказки местных чиновничков – «Quien sabe?» и «маньяна» – «завтра». Мазур полагал сначала, что ржавые колеса и прочие приводные ремни начнут вертеться быстрее, если в ход пойдет то, что здесь именуется «мордида», а по-русски – «на лапу», однако Кацуба обескуражил, авторитетно разъяснив, что мордида помогла бы ликвидировать процентов двадцать пять волокиты, и не более того. Просто порядки таковы, и точка... Однажды оказалось, что их дипломатические паспорта не только не помогают, а в парочке случаев даже мешают. Будь у них простые туристские визы, сэкономили бы часа три, убитых на визит в мунисипалидад – городскую управу. Мазур уже отчаялся хоть капельку понять здешний механизм, покорно таскался за спутниками по коридорам и кабинетам, механически повторяя то, что ему подсказывали, подписывая, что подсовывали, а в иных случаях, наоборот, протестуя и отказываясь по наущению Кацубы подписывать – однажды даже добросовестно орал на пожилую канцелярскую крысу, грозя жалобой лично президенту и дипломатическим скандалом (что на крысу особого впечатления не произвело, но таковы уж были правила игры – отчего-то именно в этом кабинете требовалось орать, пугая, что из-за этого вот субъекта Россия немедленно разорвет отношения с Санта-Кроче). Из мунисипалидад отправились в министерство общественных работ, почему-то ведавшее еще и почтой, – дабы получить закорючку, позволяющую отправлять свою корреспонденцию на каких-то льготных условиях (они вовсе не собирались никому писать, но тем не менее закорючку получить были обязаны). Оттуда – в министерство здравоохранения, заверить дубликаты своих свидетельств о прививках. Разрешение на временное обладание парой самозарядных винтовок, парой помповушек и парой револьверов выдали в полицейском управлении за четверть часа. Вот только потом пришлось подниматься на шесть этажей выше, чтобы все эти стволы зарегистрировать, – почему-то не там же, в полиции, а в департаменте общественной безопасности, подчинявшемся той же мунисипалидад, но разместившемся от нее за пять длиннейших кварталов. Мало того, оружие разрешалось содержать в готовом к стрельбе состоянии лишь за административными границами столицы. И посему они потащились еще за два километра, где в конторе, чье официальное титулование тут же вылетело у Мазура из головы, скобы, спусковые крючки, затворы ружей и барабаны револьверов опутали прочными шнурами, украсив каждый ствол двумя казенными печатями, а потом еще упаковали все по отдельности и свертки опять-таки запечатали, трижды объяснив согласно длиннейшей инструкции, что нарушение печатей в пределах столицы позволяет официально и автоматически причислить нарушителей к герильеро и прочим антиобщественным элементам. |