Книга Книга обманов, страница 66 – Марта Кетро

Лишь по вечерам, впадая в естественную после ужина задумчивость, Ольга выходила во двор, смотрела, как солнце стремительно уползает за гору и уже в восемь становится темно. Она каждый раз надеялась дождаться низких крупных звёзд, но прохлада всегда загоняла её в дом до срока.

Как-то Ольга выбралась позднее обычного, когда сумерки стали совсем чернильными, и потому не сразу разобрала, что место под миндалём, где ей нравилось сидеть, кем-то занято. Уже собралась пройти мимо, чтобы не нарушать чужое уединение, как её окликнули:

— Оля?

Это была Рудина. Кто-то помог ей вытащить на улицу большое плетёное кресло, и теперь она бесформенной кучей покоилась под деревом, наслаждаясь безветрием и тишиной.

— Добрый вечер, Елизавета Петровна.

— Добрый, добрый. Посидите со мной, деточка, у вас есть на чём?

— Я обычно куртку подстилаю.

— Ах, как чудесно быть такой молодой и неприхотливой, неприхотливой и молодой.

Ольга с тоской представила, что следующие полчаса ей предстоит выслушивать это полубезумное воркование.

— Как вам у нас, Оля?

— Замечательно. — Она не надеялась на нормальный диалог и решила отделаться немногословными ответами. Но Рудина продолжила расспросы:

— Узнали что-нибудь полезное, новое?

— О да, много всего.

— Нам удалось вас чем-нибудь порадовать и удивить, удивить и порадовать?

— Честно говоря, я не перестаю удивляться с тех пор, как переступила порог школы.

— Да что вы говорите, как интересно! А ведь у нас всё так просто и понятно.

Ольга начала раздражаться:

— Не говоря даже об Ордене, вот этот самый дом — как он устроен? Не всегда понимаю, на каком я этаже. А иногда, — Ольга помолчала, — на каком я вообще свете.

— Ну-ну, не преувеличиваете ли вы?

— Недавно, например, мы с Агафьей попали в зеркальный лабиринт.

— Ах, это… Зеркальные комнаты, Оля, не такая уж редкость. Можно вспомнить ряд легенд, связанных с ними.

— Вот именно что легенд, — пробормотала Ольга, но Рудина её не услышала.

— Их использовали для испытаний, наказаний, да мало ли. Например, для обмена сущностями.

— Как же это?

— Говорят, в лабиринте зеркал можно потерять душу, а можно заполучить другую, одну из тех, что заплутали там раньше. Много лет назад одна печальная и очень одинокая женщина, немного похожая на вас, Оля, но не такая хорошенькая, придумала старого мудрого китайца Ли Сян Цзы, чья жизнь тоже была полна одиночеством и печалью. Но в отличие от женщины это его не убивало, а превращало в поэта. И поэт, в свою очередь, придумал «древнюю» китайскую сказку о лисице, чья душа заблудилась в зеркальной комнате и томилась в ней тысячу лет. А потом туда заглянула девушка, и с тех пор у неё повадки лисы, и смерть её тоже будет лисья.

— Надеюсь, мы с Агафьей ничего такого не подцепили. Но вы не ответили, Ордену-то зачем этот артефакт понадобился?

— Вы не думаете, что он мог достаться нам по наследству, вместе с базой?

— А прежде КГБ проводил там бесчеловечные опыты по переселению душ? Нет, не думаю.

— Тогда остаётся предположить, — Рудина склонила голову к плечу и стала похожа на кокетливую хохлатую птицу со своими красными волосами, круглыми очками и крючковатым носом, — что нам это зачем-то нужно. Выбирайте любой вариант: например, из эстетических соображений или с целью обретения некоего психоделического опыта. Для создания фамильяра, знаете ли, иногда полезно. Для инициации новых членов Ордена, которые для начала должны отрешиться от части своей личности и принять некую…

Но тут они услышали торопливые шаги — к ним спешила раскрасневшаяся Панаева, которая несла огромный пушистый плед и причитала:

— Да что же это вы, Лизавета Петровна, не бережёте себя совсем! А прохватит? Сыро сейчас вечерами, лечи вас потом!

— Машенька, — расцвела Рудина и немедленно вернулась к своей полоумной манере, — вы всё хлопочете и беспокоитесь, беспокоитесь и хлопочете. Спасибо, спасибо, уважили старуху.

— Да какая вы старуха, бога побойтесь, такая прекрасная дама, только ветреная очень…

Они щебетали, несколько переигрывая, при этом Панаева настойчиво вытаскивала Рудину из кресла, кутала в плед и деликатно подталкивала к дому.

— Кресло забери, — бросила она Ольге совершенно другим голосом, и снова запела:

— Ай, не пора ли нам в постельку, сейчас травок заварю и портвейну капельку для согрева, хорошо?

— Да, да, портвейну, это замечательно.

Ольга, несколько ошалев от всего услышанного, подхватила кресло и поплелась к крыльцу. На пороге её встретила Елена.

— Спасибо огромное, давайте его сюда. Ох уж эти, — она запнулась, подыскивая слово, — старушки. Такие милые и рассеянные.

— Рассеянные и милые, ага, — съехидничала Ольга, и они рассмеялись.

Перед сном к ней повадилась забегать Катя — из всей компании Ольга сумела сблизиться только с ней. Сашка отпугивала решительностью и какой-то потаенной безжалостностью. Похоже, в достижении целей она будет так сокрушительна, что не только на пути, но и рядом с ней стоять не стоило. Агафья, напротив, слишком хороша — порядочная, принципиальная, строгая. Под её взглядом Ольга чувствовала себя лисой, чьи тридцать три уловки как на ладони. Ей не хотелось слишком часто оказываться в свете этой почти радиоактивной ясности.

А вот Катя пришлась ей по мерке — достаточно мягкая, но при том неглупая, с множеством тонких настроек, в которых с первого раза не разобраться.

Пользуясь своим положением «самой старенькой из новеньких», Катя иногда выпрашивала у Аллы, заведующей не только кухней, но и баром, бутылочку домашней ежевичной настойки, которую они с Ольгой приканчивали к полуночи за разговорами. Болтали обо всём на свете — о книжках, моде, учёбе и политике, — но никогда не говорили о мужчинах. Ольгино сердце сейчас пустовало, отдыхало под паром после неудачи с Алёшей. Она иногда думала о нём — не возобновить ли встречи по возвращении? Но Москва ощущалась далёкой и ненастоящей в отличие от нынешней пульсирующей жизни. Даже магия виделась реальней, чем нервный любовник, засыпающий поперёк её кровати под бесконечный тоскливый саунд-трек.

Катя тоже не желала думать о любви.

— Чувства — материал для нас. Через текст мы работаем с чужими эмоциями, и чем холодней нос, тем точней попадание. Упиваясь собственными переживаниями, напишешь разве что истеричный монолог, полный банальностей и многоточий.

— Какая ты суровая. Но предмет знать нужно…

— Тебе что, к четвёртому десятку опыта не хватило? Ведь это унизительно, послушай, унизительно, если взрослые состоявшиеся тётки думают только о любви, не выпускают из потных лапок телефон, ожидая эсэмэсок, и планируют вечера в зависимости от настроений мужика.