Онлайн книга «Комната ужасов - 2»
|
Зима тысяча девятьсот шестьдесят четвертого оставила на Кипре свежие следы. Весна с осенью – редкие гости на острове. В один прекрасный мартовский или апрельский день лето накидывает на остров одеяло жары, и зной стоит месяцев шесть. В это лето казалось что остров мучается под двумя, а потом и под тремя одеялами. Лето выдалось тяжкое. В июне температура колебалась между сотней по Фаренгейту «прохладной» ночью и ста десятью сухим, как в печке, полднем. Ночь с запахом пота в Лимасоле, оттуда на «лендровере» в Фамагусту, ту, что англичане упорно называют Фамагией. Передышка в Фамагусте, в маленькой коричневой комнатке, прохлада лишь от скрипучего вентилятора под потолком при ста четырех градусах, а в качестве развлечения – итальянское издание «Ридерс Дайджест». Увеличил свой итальянский словарный запас в течение сорока восьми часов, после чего вернувшийся «лендровер» доставил Бэрра на Транзитную базу Британской Армии – «Уэйновский карантин». «Уэйновский карантин» – бараки, палатки и колючая проволока, жара и вонь гальюнов траншейного типа, переполненных четырехлетним запасом дизентерий и поносов. Два дня добровольного запора до боли в прямой кишке. И никаких «Ридерс Дайджест» – ни на каком языке. Капрал в выцветшем от пота хаки приехал за ним на открытом грузовике. Новое назначение – Тыловой ГШСВСВС. Тыловой Генеральный Штаб Средневосточных Сухопутных Вооруженных Сил. Место называлось Епископи. Капрал швырнул Бэрру на кровать сверток. – Давай-ка, залезай в маскировку хренову. Блеклые штаны из хаки были длинны и сидели мешком. Рубашка жала в груди и в плечах. Ни погон, ни знаков отличия, ничего. – Как тебе эта дерюга, а? Ничего-о. Нормалек. Скидавай очки черные. Черные очки бабы носят. И гомики. Ты ж не пидер, а? Капрал Ярдли показал Бэрру, как складывать, точнее уродовать, берет, чтоб он лучше защищал от прямых солнечных лучей. Ранец Бэрра полетел в кузов. Они отправились. – Это тебе, – сказал капрал и протянул Карпатьяну сумку из мешковины. В сумке лежал автомат «Стэн» и два магазина, прикрученные друг к другу. – Имел с ним дело? – спросил капрал. – Нет. И не знаю, кто имел. Разве сейчас в Британской Армии не SSBA на вооружении? – SSBA, ага. Видел один такой. Ну его. Вот «Стэн» – это да. Если не держать его, как Эррол Флин, за магазин. Вверх держи, от греха. Вот предохранитель. Сейчас снят, так что порядочек. Эти кнопки – «одиночные» – «очередью». Поставь на «очередь», если ты не спец. А какой ты спец. Взводишь вот так. – Ярдли щелкнул затвором. – Вот. Теперь только целься и жми на курок. Когда остановится, – ты в меня-то не целься – отстегни магазин, вот так, вставь новый, взведи и пали себе опять. Усек? Грузовик болтало. Они ехали. – Ожидаются осложнения? – Не-а. «Стэн» тоже для маскировки, понял? Мы просто из снабжения. Ты, я и Смитти просто конвоируем груз. Этим, из Эоки, до нас нет дела. – Это почему же? – Это ясно! Или нет? Нас четверо с шофером. Трое с оружием, начеку. Эоковцы ходят по двадцать, не больше. Они на нас не полезут. – Не понял. Что им мешает? – Любому понятно. – Капрал фыркнул. – У нас превосходящие силы, а то нет? Дорога поднималась к подножию Троодоса. Прохладней, однако, не становилось. Бэрр чувствовал себя так, словно находился под плоским потолком из раскаленной до бела стали в футе над головой. Он провел ладонью по лбу и стряхнул пригоршню пота. Бриза не было. На тридцати милях в час должно хоть как-то обдувать. Карпатьян встал, опершись локтями на кабину грузовика. Это было ошибкой. Волосы встали дыбом. Появилось чувство, будто в ноздри загнали двойное острие из раскаленного железа. Бэрр сел. – Что, не вышло? – засмеялся капрал. – Пить хочешь? – Если можно. Ярдли вытащил из-под скамейки приземистый глиняный кувшин. Горлышко было плотно обмотано куском принявшего его форму высохшего муслина. Капрал налил в эмалированную жестяную кружку. – На здоровье. Бэрр набрал в рот и выплюнул. – Не очень холодная, а? – поинтересовался Ярдли. Вода была нечто среднее между теплой и кипятком. Бэрр брился с водой попрохладнее. Капрал достал пергаментный пакет и вручил его Бэрру. – Обед. Три сандвича. Бэрр надкусил. Хлеб черствый. Он разнял половинки. Внутри находилось нечто, напоминающее кусок бледно-желтого мыла. С внутренней стороны ломти-хлеба лоснились жиром. – Считается, что это сыр. К нам в жестяных банках приходит. – А это? – Бэрр ткнул в жир. – Масло. Средневосточного производства. Тоже в жестянках. Топленое. Считается, что, если добавить на банку масла полбанки молока и взболтать, будет как настоящее масло. – Может, так и сделать? – Молоко-то откуда взять. На Кипре коров нет, одни козы хреновы, да овцы. А козье молоко не советую пить – животик пухнет. Раздалось звонкое «понг!». – Что это? – спросил Бэрр. – Ля бемоль, наверное. – Ля бемоль? – Струна от пианины. Эоновцы натягивают струны поперек дороги. Вроде как от связных на мотоциклах. Если едешь со скоростью сто миль в час, – раз и голова твоя хренова – на хрен. – И много они так связных наловили? – Одного. Мы с тех пор на «лендроверах». Привариваем кусок уголка спереди, как на грузовиках. Пока едешь, один-два «понга» – обязательно. – Если нет толку, чего же они продолжают? – Да этих идиотов хреновых разве научишь? С восходом они въехали в маленькую деревеньку. – Руку на затворе, приятель, – предупредил капрал. Грузовик прибавил ходу и прогромыхал по булыжнику мимо белых и розоватых стен на скорости миль сорок-пятьдесят. Выехав за пределы деревеньки, он снова сбавил скорость до тридцати. – А это по какому поводу? – Во избежание моральной дилеммы. – Как-как? – Вот смотри. Едем мы медленно, первое, ясно, – дети. Сначала машут, приветствуют. Ты совсем почти останавливаешься, чтоб не переехать их, сволочей маленьких. Тогда они начинают швырять гнилые апельсины, а нам это ни к чему. – Гнилых фруктов испугались? – Не-а. Среди апельсинов-то, нет-нет да и граната попадается. Тут и «моральная дилемма». Застрелить какую-нибудь девчонку восьмилетнюю, которая фруктами кидается, или не застрелить кидающую в тебя лимонку? И не разберешь, пока она не шарахнет. – У нас об этом не знают, в Штатах. – А чего вам? Мы ж так, «миротворческие силы». Потери не больше четырех-пяти мужчин или женщин в неделю. |