Онлайн книга «Запах полыни»
|
Таня фыркнула. Села рядом и обняла Сауле за плечи. Немного помолчала и твердо произнесла: — Все, кончаем дурью маяться! С завтрашнего дня начинаем новую жизнь. — Мы пахали, — пробормотала Сауле. — Я серьезно! — А если серьезно, ты-то здесь при чем? — Ну, ты выйдешь на люди — не бойся, в форс-мажорных обстоятельствах я тебя подстрахую! — а я пойду, — глаза Тани нехорошо блеснули, — начищу кое-кому рыло. Можно, кстати, и сегодня вечером, какой смысл ждать до завтра? Сауле встревоженно поинтересовалась: — Ты о чем? Татьяна помолчала, не зная, стоит ли Навешивать на Сауле чужие проблемы. Сделала еще один круг по комнате и решила — стоит. Может, это отвлечет Саулешку от собственных. Татьяна поставила перед диваном стул. Села и неохотно бросила: — Помнишь, я Лизавету провожала? Ну, когда она наотрез отказалась остаться здесь, а ты боялась отпустить ее одну? Не совсем одну, понятно, а с жутким монстром Кешенькой. — Вроде бы помню. А при чем тут чье-то рыло? — При твоей рыночной замарашке, естественно, — мрачно посмотрела на подругу Таня. — Я о ее драгоценной мамаше говорю, если до некоторых еще не дошло! Сауле вздрогнула. Таня со злостью пояснила: — Эта тварь не хотела открывать нам дверь, минут тридцать на лестничной площадке продержала, не меньше! — Но у Лизаветы свои ключи, мы ведь заходили туда, — робко возразила Сауле. — Что от них толку, если изнутри закрыться на щеколду?! — Но она же вам… открыла? — Куда б она делась, чувырла косорылая, — с мрачным удовлетворением буркнула Таня. — Я ей пообещала через полчаса прийти с милицией, а еще лучше с братцем троюродным, он знаешь какая оглобля? Живо бы вынес двери вместе с косяком! — И что? — То! Эта гадина открыть открыла, но тут же полезла Лизавету воспитывать, кулаками, естественно, — прорычала Татьяна. — А ее монстра — ногами, представляешь? В жизни б не поверила, что бультерьер позволит с собой так обращаться, если б сама не увидела! Сауле побледнела и обхватила себя руками за плечи, ее бил нервный озноб. Таня презрительно фыркнула: — Этот Кеша вел себя как жалкий кролик — и это при его зубищах! Лизавета мне потом сказала: он кроме ее чокнутой мамаши никого не боится. — А ты… что? — пролепетала Сауле, с ужасом глядя на подругу. — Что я? — невинно покосилась на нее Таня. — Сама понимаешь, не смотреть же мне на подобный беспредел? Ну, я и… — Она нехорошо рассмеялась. — Повезло, что она не вызвала милицию, — прошелестела побледневшая Сауле. — Ага, как же. — Таня злорадно улыбнулась. — Кто бы ей позволил, интересно? Уж не я, это точно! — Но… — Да не дрожи ты! Ничего я ей не сделала, этой ведьме, даже рук не переломала, хотя стоило бы, клянусь моей порцией шоколадного мороженого с орехами! Сауле невольно улыбнулась. Татьяна с хрустом потянулась и благодушно заметила: — Я вела себя как ангелочек, честное слово. Между лопатками так и чесалось, думала: приду домой, а там уже крылышки прорезались, вот ей-богу… — Но что-то ты ей все же сделала? — Э-э… — Не тяни, умоляю, а то мне такое в голову приходит… — Слушай, твои вечные фантазии… — Татьяна! — Да ладно, ладно! Подумаешь, пинками в ванную загнала, а дверь закрыла крепко-накрепко. Никакого криминала, сама видишь, было бы из-за чего так зеленеть… — Правда? — Губы Сауле уже не казались синими, а в глазах появился живой блеск. — Сказала же! — Крепко-накрепко, это… как? Татьяна разозлилась. Сильным толчком завалила подругу на диван и возмущенно прошипела: — Гвоздь саженный в дверь вогнала, понятно? Чтоб эта тварь гадская до утра Лизавету насмерть не прибила! — Татьяна помолчала и неохотно буркнула: — Да и Кешку жаль, хоть он и урод зубастый, конечно. — Гвоздь… — А как по-другому ее закрыть?! Там же ни крючка, ни щеколды, все с корнем вывернуто! — Ясно. — А раз ясно, кончай смотреть на меня, как продажный мент на богатого карманника! — Это… как? — А я знаю?! Подруги невесело рассмеялись. Сауле выпуталась из одеяла и подошла к окну. Таня угрюмо сказала: — Решила — утром она из ванной как-нибудь выберется. Трезвой, заметь! А не получится, Лизавета обещала соседа позвать, у них, сказала, сосед на площадке классный, сколько раз за нее заступался… — Ты… серьезно собралась туда? — Рыло чистить? — Ну… да. — Серьезней некуда. Таня тоже подошла к окну. Распахнула форточку и жадно вдохнула прохладный весенний воздух. Посмотрела на березу, та готовилась выбросить сережки, тонкие гибкие ветви светились в сумерках нежной зеленью, и с горечью пробормотала: — Знаешь, не понимаю, почему в жизни справедливости нет… Сауле прижалась лбом к холодному стеклу и ничего не ответила. — Ладно бы для взрослых, в конце концов, мы сами за себя отвечаем, выкарабкаемся как-нибудь. А вот Лизавете… ну, скажи, за что ей такая дрянь в матери досталась? За какие грехи? — Она… сильная. — Сауле по-детски шмыгнула носом. — Анна Генриховна сказала бы: каждому дается ноша по плечу. — Это ты о Лизавете?! — И у каждого свой путь, — упрямо буркнула Сауле. — Лизавета… она вытянет. Может, еще сильнее станет. — Блин… да ты с ума сошла! — А может… это ваш общий путь? — Сауле исподлобья посмотрела на подругу. — Ведь ты не обратила бы на Лизавету внимания, не будь у нее такой жуткой матери. — Точно с ума сошла! Или это старуха тебя с толку сбивает? — Анна Генриховна не старуха. — Ага — молодка! — Прекрати. — Прекращаю. А ты думай иногда, что несешь! — Но я правда считаю Лизавету очень сильной. И потом… вы похожи! Таня оторопело открыла рот. — Нет, честно. Я, как только ее встретила, сразу тебя вспомнила. Не только из-за имени. — Да уж, — проворчала Таня, — с именем ты меня здорово поддела. Надо же: «Лизавета, и точка». Клянусь, я едва нижнюю челюсть на полу не оставила. А все ты, альтруистка худосочная, чтоб тебя… |