Онлайн книга «Салимов удел [= Жребий; Судьба Салема; Город зла; Судьба Иерусалима ]»
|
«Церкви не оборвать этот сон, — подумал Каллахэн. — Так же, как никакому спокойствию, упорству и везению на свете. А на…ться Глик уже на…лся». Он окропил гроб и могилу святой водой, освящая их на веки вечные. — Помолимся же, — сказал он. Слова из горла выкатывались мелодично, как всегда — в блеске или тени, у трезвого и у пьяного. Скорбящие склонили головы. — Господи, Владыка! Твоей милостью в вере прожившие вечный покой обретают. Благослови могилу сию и пошли ангела Своего хранить ее. Когда предадим мы тело Дэниела Глика земле, прими его в свет лица Своего и со святыми Своими дай ему возрадоваться в Тебе навечно. Ради Христа, Господа нашего, аминь. — Аминь, — пробормотали собравшиеся, и ветер унес обрывки слов. Тони Глик оглядывался широко раскрытыми загнанными глазами. Его жена зажимала рот платком. — С верою в Иисуса Христа мы благоговейно приносим тело этого ребенка в его человеческом несовершенстве на погребение. Помолимся же с верою в Господа, дающего жизнь всему живому — да возвысит он это бренное тело к совершенству и да прикажет святым ангелам принять душу его и ввести в райскую обитель. Он перевернул страницу требника. В третьем ряду толпы, имеющей форму широкой подковы, принялась хрипло всхлипывать какая-то женщина. Где-то в лесах за кладбищем чирикнула птица. — Помолимся же за брата нашего Дэниела Глика Господу нашему Иисусу Христу, — сказал отец Каллахэн, — который рек: «Я — воскресение и жизнь. Кто верует в меня — и после смерти жив будет, и всяк живущий, кто уверует в меня, никогда не претерпит страданий вечной смерти». Господи, Ты оплакал смерть Лазаря, друга Своего: облегчи же наше горе. С верою молим. — Господи, услышь молитву нашу, — отозвались католики. — Ты воскресил мертвого, дай же брату нашему Дэниелу жизнь вечную. С верою молим. — Господи, услышь молитву нашу, — откликнулись они. В глазах Тони Глика словно бы забрезжило что-то — может быть, откровение. — Брат наш Дэниел очищен крещением, дай ему общество всех святых Твоих. С верою молим. — Господи, услышь молитву нашу. — Он вкусил от плоти и крови Твоей, даруй же ему место за столом в Своем царствии небесном. С верою молим. — Господи, услышь молитву нашу. Марджори Глик со стонами закачалась из стороны в сторону. — Утешь нас в горе от смерти брата нашего, пусть вера наша будет нам опорой, а вечная жизнь — надеждой нашей. С верою молим. — Господи, услышь молитву нашу. Пастор закрыл требник. — Помолимся же, как учил нас Господь, — спокойно сказал он. — Отче наш, который на небесах… — Нет! — пронзительно крикнул Тони Глик и стал проталкиваться вперед. — Не дам забросать моего мальчика землей! Потянувшиеся остановить его руки опоздали. Тони секунду качался на краю могилы, потом фальшивая трава смялась, подалась, он упал в яму и со страшным тяжелым стуком приземлился на гроб. — Дэнни, вылезай! — взревел Тони. — Батюшки! — сказала Мэйбл Уэртс и прижала к губам черный шелковый траурный платок. Светлые глаза жадно впитывали увиденное — так белка запасает на зиму орехи. — Дэнни, черт побери, а ну перестань выкаблучиваться, мать твою! Отец Каллахэн кивнул двум мужчинам из тех, что выносили гроб, и те шагнули вперед. Однако лягающегося, заходящегося криком и подвывающего Глика удалось извлечь из могилы только после того, как вмешались еще трое, в том числе Паркинс Джиллеспи и Нолли Гарднер. — Дэнни, прекрати сейчас же! Ты напугал маму! Ну, ты у меня получишь березовой каши! Пустите! Пустите… к моему мальчику… пустите, раздолбаи… аххх, Господи… — Отче наш, который на небесах… — снова начал Каллахэн, и другие голоса подхватили, вознося слова к равнодушному щиту неба. — …да святится имя Твое, да наступит царствие Твое, да будет воля Твоя… — Давай, Дэнни, иди ко мне, слышишь? Ты меня слышишь? — …как на небе, так и на земле. Хлеб наш ежедневный дай нам сегодня и прости нам… — Дэнннниии… — …долги наши, как и мы прощаем должникам нашим… — Он не мертвый, не мертвый, пустите меня, засранцы несчастные… — … и не введи нас во искушение, но избавь от зла. Во имя Господа нашего Иисуса Христа, аминь. — Он не мертвый, — всхлипывал Тони Глик. — Не может этого быть. Ему, мать вашу, всего двенадцать. Он бурно разрыдался и, несмотря на державших его мужчин, покачнулся вперед с опустошенным, залитым слезами лицом. Упав на колени у ног Каллахэна, Тони ухватил священника за брюки испачканными землей руками. — Прошу вас, верните мне моего мальчика. Пожалуйста, перестаньте меня дурачить. Каллахэн мягко взял его голову в ладони. — Помолимся же, — сказал он. Глик, сотрясаемый сокрушительными всхлипами, привалился к бедру священника. — Господи, утешь этого человека и жену его в их скорби. Ты очистил это дитя в водах крещения и дал ему новую жизнь. Однажды, может быть, и мы присоединимся к нему, навсегда разделив радость небесную. Молим во имя Иисуса. Аминь. Каллахэн поднял голову и увидел, что Марджори Глик лишилась чувств. 4 Когда все уехали, Майк Райерсон вернулся и уселся на край раскрытой могилы доесть полсэндвича и подождать возвращения Ройяла Сноу. Хоронили в четыре, а сейчас было почти пять часов. Тени удлинились, косые лучи солнца пробивались теперь из-за высоких дубов на западе. Этот дрочила Ройял обещал вернуться самое позднее в четверть пятого — ну, так где он? Сэндвич был с сыром и болонской колбасой — любимый сэндвич Майка. Впрочем, других он и не делал: вот одно из преимуществ холостяцкой жизни. Он дожевал и отряхнул руки, уронив несколько хлебных крошек на гроб. За ним кто-то следил. Майк ощутил это внезапно и наверняка. Он пристально осмотрел кладбище широко раскрытыми испуганными глазами. — Ройял? Ты тут, Ройял? Никакого ответа. В деревьях, заставляя их таинственно шелестеть, вздыхал ветер. За каменной оградой в колеблющейся тени вязов Майк разглядел надгробие Хьюберта Марстена и вдруг подумал про собаку Вина, насаженную на кладбищенские железные ворота. |