Книга Салимов удел [= Жребий; Судьба Салема; Город зла; Судьба Иерусалима ], страница 64 – Стивен Кинг

Минутная стрелка часов в приемном покое ползла от метки к метке. В без десяти семь из дверей вышел врач с кипой бумаг в руке и сказал:

— Мисс Нортон?

— Да. С Беном все в порядке?

— В данный момент ответить на ваш вопрос невозможно.

Врач заметил страх, появившийся в лице Сьюзан, и добавил:

— Кажется так, но он пробудет у нас два-три дня. У него трещина по линии волос, множественные синяки, сотрясение и черт знает какой фонарь под глазом.

— Можно к нему?

— Только не сегодня. Он получил инъекцию снотворного.

— На минуточку? Пожалуйста. На одну минутку?

Доктор вздохнул.

— Если хотите, можете взглянуть на него. Он, скорей всего, спит. Если он сам не заговорит с вами, молчите.

Он проводил Сьюзан на третий этаж, а потом по пропахшему лекарствами коридору к палате в дальнем его конце. Вторую койку в ней занимал какой-то мужчина, который читал журнал и взглянул на пришедших лишь мельком. Бен лежал с закрытыми глазами под натянутой до подбородка простыней, такой бледный и неподвижный, что одно страшное мгновение Сьюзан не сомневалась: пока она внизу разговаривала с врачом, Бен умер, ускользнул из своего бренного тела. Потом девушка заметила, что его грудь медленно, мерно поднимается и опускается, и покачнулась — такое громадное облегчение испытала. Она пристально вгляделась в лицо Бена, вряд ли замечая покрывающие его кровоподтеки. Мать назвала его маменькиным сынком — теперь Сьюзан стало понятно, как той могла придти в голову такая мысль. Сильные черты были одухотворенными (она жалела, что лучшего слова нет, «одухотворенным» обычно называют провинциального библиотекаря, который пишет в свободное время высокопарные сонеты в духе Спенсера, посвящая их нарциссам — но другого подходящего слова не было). Только шевелюра казалась мужской в традиционном смысле этого слова.

Черные густые волосы словно бы плыли вокруг лица.

Слева над виском резким белым пятном выделялся бинт.

«Я люблю этого человека, — подумала она. — Поправляйся, Бен. Поправляйся и заканчивай книгу, так, чтобы, если я нужна тебе, мы смогли бы уехать из Удела вместе. Удел стал нехорош для нас обоих».

— По-моему, вам пора идти, — сказал врач. — Может быть, завтра…

Бен пошевелился и издал горлом сиплый звук. Веки медленно поднялись, опустились, опять поднялись. Глаза от снотворного потемнели, но в них было сознание ее присутствия. Он накрыл ладонь Сьюзан своей. Из глаз девушки потекли слезы. Она улыбнулась и сжала пальцы Бена.

Бен шевельнул губами, и Сьюзан нагнулась, чтобы расслышать.

— В вашем городе живут настоящие убийцы, да?

— Бен, мне так жаль…

— По-моему, до того как он меня сшиб, пару зубов я ему выбил, — прошептал Бен. — Неплохо для писаки.

— Бен…

— Мне кажется, достаточно, мистер Мирс, — вмешался доктор. — Дайте клею возможность схватиться.

Бен перевел взгляд на врача.

— Всего минутку.

Доктор закатил глаза.

— Она тоже так говорила.

Веки Бена снова скользнули вниз, потом с трудом поднялись. Он сказал что-то непонятное.

Сьюзан склонилась поближе.

— Что, милый?

— Еще не стемнело?

— Нет.

— Хочу, чтобы ты поехала к…

— К Мэтту?

Бен кивнул.

— Передай ему… я велел все тебе рассказать. Спроси, знаком ли он… с отцом Каллахэном. Он поймет.

— Ладно, — сказала Сьюзан. — Передам. Теперь спи. Доброй ночи, Бен.

— Идет. Люблю тебя.

Он пробормотал что-то еще — дважды, — а потом закрыл глаза и задышал глубже.

— Что он сказал? — спросил доктор.

Сьюзан хмурилась.

— Вроде бы «заприте окна», — ответила она.

3

Когда Сьюзан вернулась за плащом, в приемном покое оказались Ева Миллер с Пронырой Крейгом. На Еве было старое осеннее пальто с подпорченным меховым воротником, явно считающееся выходным, а Проныра утопал в мотоциклетной куртке, которая была ему велика. При виде этой парочки Сьюзан стало теплее.

— Как он? — спросила Ева.

— По-моему, все будет хорошо.

Сьюзан повторила диагноз, и лицо Евы расслабилось.

— Я так рада. Мистер Мирс, кажется, очень милый человек. В моем пансионе ничего такого никогда не бывало. Паркинсу Джиллеспи пришлось запереть Флойда в камере для пьяных. Хотя вел он себя не как пьяный. Просто вроде бы… не знал, что делать и был как в дурмане.

Сьюзан помотала головой.

— Это вообще не похоже на Флойда.

На мгновение воцарилось неловкое молчание.

— Бен замечательный малый, — сказал Проныра и похлопал Сьюзан по руке. — Не успеешь оглянуться, а он уж будет на ногах. Погоди, вот увидишь.

— Да я не сомневаюсь, — сказала Сьюзан, сжав обеими руками его ладонь. — Ева, отец Каллахэн — настоятель церкви Святого Андрея, да?

— Да, а что?

— Так… любопытно. Послушайте, спасибо вам обоим, что пришли. Если бы вы смогли завтра придти еще раз…

— Будет сделано, — сказал Проныра. — Само собой придем, разве не так, Ева?

Он украдкой обнял ее за талию Тянуться было неблизко, но жест у Проныры вышел как бы случайным.

— Да, мы придем.

Сьюзан вышла вместе с ними на стоянку, а потом поехала обратно в Салимов Удел.

4

Вопреки своему обыкновению, Мэтт не отозвался на ее стук и не крикнул «Войдите!»

Вместо этого из-за двери раздался очень тихий, очень осторожный голос, который Сьюзан едва узнала:

— Кто там?

— Мистер Бэрк, это Сьюзан Нортон.

Он открыл. Увидев, как он изменился, Сьюзан испытала настоящее потрясение. Мэтт выглядел старым и измученным. Через секунду она заметила у него на груди тяжелый золотой крест. В этой пятидолларовой декоративной штуке, лежащей на клетчатой фланели рубашки, было что-то столь странное и нелепое, что Сьюзан чуть не рассмеялась… но сдержалась.