Книга Дьюма-Ки, страница 24 – Стивен Кинг

— Папа…

— Слушай, только этого мне сейчас и не хватает. Она пропустила мои слова мимо ушей.

— Ты превратил два пикапа, подержанный армейский бульдозер и двадцать тысяч долларов банковской ссуды в многомиллионную компанию. А теперь собираешься убеждать меня, что показать эти рисунки двум-трём галеристам — невыполнимая задача, если ты действительно решишь, что это нужно? — Она смягчилась. — Я хочу сказать, папуля, они хороши. Хороши. Конечно, весь мой опыт — уроки искусствоведения в средней школе, и я это знаю.

Я что-то ответил, не могу точно вспомнить, что именно. Я думал о сделанном в лихорадочной спешке рисунке Карсона Джонса, этого баптистского колибри. Интересно, увидев его, Илзе сказала бы, что и он хорош?

Но я не собирался его показывать. Ни его, ни рисунок человека в красном. Никому не собирался показывать. Так я тогда думал.

— Папа, если у тебя всегда был этот талант, почему он не проявлялся?

— Не знаю. Это ещё вопрос, есть ли тут талант.

— Так пусть тебе кто-то скажет. Тот, кто понимает. — Она подняла рисунок почтового ящика. — Даже этот… Ничего особенного, но что-то в нём есть. Потому что… — Илзе коснулась бумаги. — Конь-качалка. Почему ты нарисовал тут эту игрушку, папа?

— Не знаю. Просто решил, что ей тут самое место.

— Ты рисовал по памяти?

— Нет. Такое мне не под силу. Толи из-за несчастного случая, то ли просто нет мастерства.

Но иногда я всё-таки мог рисовать по памяти. И мастерства хватало. Если, к примеру, дело касалось молодых людей в футболках «Близнецов».

— Я нашёл коняшку в Интернете, потом распечатал…

— Ох, чёрт, я её размазала! — воскликнула Илзе. — Чёрт!

— Всё нормально. Это не имеет значения.

— Это ненормально и имеет значение! Ты должен купить эти грёбаные краски! — Тут Илзе поняла, что сказала, и прижала руку ко рту.

— Ты, наверное, не поверишь, но я пару раз слышал это слово. Хотя у меня есть подозрения, что твой бойфренд… возможно… не жалует…

— Ты всё правильно понимаешь, — ответила Илзе. Чуть мрачновато. Потом улыбнулась. — Но он тоже много чего говорит, если кто-то подрезает его на дороге… Папа, насчёт твоих картин…

— Я счастлив только потому, что они тебе понравились.

— Больше, чем понравились. Я потрясена. — Она зевнула. — А ещё едва стою на ногах.

— Думаю, тебе нужно выпить кружку какао и ложиться спать.

— Замечательная идея.

— Какая именно?

Она рассмеялась. И как хорошо звучал её смех. Заполнял всё вокруг.

— Обе.

Наутро мы стояли на берегу, каждый с чашечкой кофе в руке и по щиколотку в волнах. Солнце только-только поднялось над островом позади нас, так что наши тени растянулись по ровной водной глади на мили.

Илзе с серьёзным видом посмотрела на меня.

— Это самое прекрасное место на земле, папа?

— Нет, но ты молодая, и я не могу винить тебя за такой вывод. В моём списке Самых прекрасных мест это — номер четыре, но первые три никому не под силу написать без ошибок.

Илзе улыбнулась поверх ободка чашки.

— Скажи мне.

— Если настаиваешь. Номер один — Мачу-Пикчу. Номер два — Марракеш. Номер три — «Петроглиф нэшнл монумент». [36]

На секунду-две улыбка стала шире. Потом увяла, и дочь вновь серьёзно посмотрела на меня. Совсем как в её далёком детстве, когда в четыре года она спросила меня, есть ли в жизни такое же волшебство, как в сказках. Я ответил «да», думая, разумеется, что это ложь. Теперь такой уверенностью я похвастаться не мог. Но воздух был тёплый, наши голые ноги омывал Залив, и я не хотел, чтобы Илзе причинили боль. Пусть и думал, что ей этого не избежать. Но каждый получает то, что заслужил, не так ли? Безусловно. Бах, по носу. Бах, в глаз. Бах, ниже пояса, ты падаешь, а рефери как раз ушёл за хот-догом. И только те, кого любишь, могут эту боль множить и передавать. Боль — величайшая сила любви. Так говорит Уайрман.

— Что-то не так, милая?

Нет. Просто вновь думаю о том, как я рада, что приехала. Я представляла себе, что ты пропадаешь в доме для престарелых или в каком-нибудь ужасном полуразвалившемся баре на пляже, где по четвергам проводят конкурсы бюстов «Кто лучше выглядит в мокрой майке». Наверное, слишком уж начиталась Карла Хайасена [37]

— Здесь много таких мест, знаешь ли, — ответил я.

— А таких, как Дьюма?

— Не знаю. Может, несколько. — Но, судя по тому, что рассказывал мне Джек, не было даже второго такого места.

— Что ж, ты его заслужил. Время отдохнуть и излечиться. И если вот это… — она обвела рукой Залив, — тебя не излечит, уж не знаю, что сможет. Единственное…

— Д-да? — Я взмахнул рукой, словно поймал что-то в воздухе двумя пальцами. У любой семьи есть особый язык, который включает в себя и жесты. Мой жест ничего не сказал бы постороннему человеку, но Илзе поняла и рассмеялась.

— Ладно, умник. Единственная надоедливая муха — звуки прилива. Я проснулась ночью и чуть не закричала, прежде чем поняла, что это вода перемещает раковины. Я всё поняла правильно? Пожалуйста, скажи, что так оно и есть.

— Так оно и есть. А о чём ты подумала? Она буквально содрогнулась.

— Первой пришла мысль… только не смейся… о скелетах на параде. О сотнях скелетов, марширующих вокруг дома.

У меня такая ассоциация никогда не возникала, но я понимал, о чём она говорит.

— Я нахожу эти звуки успокаивающими. Она пожала плечами, сомневаясь.

— Ну… тогда ладно. Каждому своё. Возвращаемся? Я могу поджарить яичницу. Даже с перчиками и грибами.

— Предложение принято.

— После несчастного случая я ни разу не видела, чтобы ты так долго обходился без костыля.