Онлайн книга «Встретимся в Силуране!»
В огне любви великой не исчезнут… А знаешь, почему? Все это – ты! «Я – это я», – сказал ты… Нет, любимый! Не сможешь ты самим собой остаться, Отвергнув все, чем жил, страдал, дышал! Ты не судьбу сейчас приносишь в жертву — Ты разрушаешь самого себя! В развалины души ворвется стужа, Любовь умрет – поверь, мой ненаглядный! А это страшный грех – убить любовь! Уж лучше за спиной оставь Луанни, Забудь свою «девчонку у ручья». Как сор, швырни в траву воспоминанья! Я соберу их – каждое мгновенье! — И буду помнить, помнить за двоих!.. Отзвучали последние слова, на поляне воцарилась тишина. Ее разбили звонкие хлопки в ладоши. – Молодцы! – пронзительно закричала Ингила. – Ох, какие молодцы!.. Старуха и Орешек, как по команде, обернулись к своей маленькой «публике» и величественно кивнули. Связанный по рукам и ногам Орешек при этом выглядел весьма комично, но не замечал этого. – У меня было такое платье… – блаженно улыбнулась старуха. – Белое, с огромными васильками… Я сидела в траве, вокруг были такие ромашки… А Раушарни стоял рядом… – Во имя Хозяйки Зла! – заявил вдруг Орешек с явным отвращением. – А я-то, дурак, почти поверил, что ты и впрямь играла Луанни… Обе женщины с негодованием уставились на грубияна. – Да, ты могла бы сыграть, – с полупрезрительной снисходительностью протянул Орешек. – У тебя неплохо получается… выразительно… но надо же чувствовать сцену! Травка… Ромашки… Когда эту пьесу играли мы – усаживали Луанни на большой валун! Женщины недоуменно переглянулись. Какая разница, на чем сидит героиня пьесы?.. – Стало быть, Раушарни стоял рядом с тобой? На коленях стоял? – Ты что, сдурел? Он же принца играл! Ему нельзя было на коленях!.. – Ага-а! – протянул Орешек въедливым тоном судьи, поймавшего преступника на противоречивых показаниях. – Он дальше говорит: «Позволь припасть пылающим челом к ручьям твоих прохладных белых ножек!.. » И кланяется Луанни в ноги! Это как же его должно скорчить, если ты сидишь на полу, а ему, бедняге, и на колени встать нельзя? – Кланялся! – завопила старуха. – Я вот так сидела… колени к подбородку… – Она плюхнулась на траву, коричневая домотканая юбка веером легла вокруг грубых стоптанных сапог. – Вот так свои ноги обнимала… А он – лицом мне в колени… У него лютня в руках была, он на лютню чуть опирался… изящно так… – Да сроду Раушарни такой трюк не проделать! – Дурень, он ведь моложе был, спина лучше гнулась! – Все равно б не вышло! Он высокий, с меня ростом… это как же ему нужно было гнуться? – Да, ростом он, пожалуй, с тебя… А ну вставай! Вставай, кому сказано! Сейчас примеримся… Старуха вошла в сарай, рывком за цепь заставила Орешка подняться на ноги. – Вот я сажусь… Да стой ровно, пенек неуклюжий! – Сама бы так постояла… со связанными-то ногами! – зло ответил Орешек и через голову бабки бросил Ингиле странный взгляд. Словно просил сделать что-то… Но что? Девушка в отчаянии огляделась – и сразу взгляд наткнулся на вбитое рядом в стену кольцо со змеящимся длинным обрывком цепи… Правильно! У нее-то руки свободны… Вот только как добраться до цепи, чтобы бабка не заметила? Тем временем Орешек неловко ткнулся головой в сторону старухиных колен, упал, перевернулся на бок и, не вставая, заорал во весь голос: – Грымза! Актриса с большой дороги! Корова старая! В ромашках она восседала! А принц через нее кувыркался! Под эти крики Ингила подвинулась к соседнему кольцу. Это осталось незамеченным для бабки, которая продолжала упрямо возражать: – Сам дурак! Говорю тебе – он на лютню… Старуха недоговорила. Два крайних звена цепи аккуратно хлестнули ее по макушке. Всхлипнув, старуха осела к ногам Ингилы. Когда вредная карга очнулась, она была уже опутана веревкой, а рот ее был завязан полосой от подола юбки. Разбойница завозилась и свирепо замычала, но не устрашила этим пленников, которые уже освободились от цепей. – Пошли! – скомандовал Ралидж, отшвыривая ненужную Уже связку ключей и набрасывая на голые плечи свой плащ с меховой оторочкой. – Ты, бабушка, не сердись, – почти виновато сказала Ингила. – Ты хорошо роль сыграла, правда-правда-правда! Я чуть не разревелась! – Еще извинись за то, что она тебе к горлу нож приставила! – бормотнул Орешек. Бывшие пленники покинули было поляну, как вдруг Орешек хлопнул себя по лбу – мол, забыл! Поспешно вернулся к дверям сарая, нагнулся над связанной старухой и произнес серьезно, с глубоким чувством: Тебе лишь кажется, что я свободен. Да, руки не в цепях… но разум, сердце Всегда к тебе одной стремиться будут, И этого уже не изменить. Моя душа с тобою остается. Прощай, моя последняя любовь! И в несколько прыжков догнал негодующую Ингилу. – Зачем моему господину понадобилось издеваться над старухой? – И не думал издеваться! – удивился Орешек. – Просто не хотелось оставлять сцену скомканной. Уверен, бабка меня поняла правильно. – А для кого было стараться? Зрителей-то нет… – Зрители есть всегда. Они смотрят на нас каждое мгновение – до погребального костра. Только мы об этом все время забываем… Да, а куда мы идем? Меня-то без сознания сюда приволокли… – Ничего, я запомнила дорогу. По пути прихватим одежду, чтоб не в таком позорном виде на постоялый двор заявиться… – Циркачка, чуть склонив головку набок, бросила на спутника задорный взгляд и спросила с лукавым намеком: – А может, заодно… искупаемся? Очень бы не помешало после всех этих приключений, а? Орешек ухмыльнулся и, не ответив озорнице, весело запел: Угощала курочка Ястреба пшеном. Радовалась, дурочка, Что они вдвоем. Рассыпала зернышки… Ну а поутру — Беленькие перышки По всему двору… Ингила отвела в сторону загадочный, многообещающий взгляд – мол, там видно будет! – и перевела разговор на другое: – Мой господин так красиво читал стихи… Если б я не знала, что имею дело с Сыном Клана, и впрямь бы поверила, что он играл главную роль в «Принце-изгнаннике»… на сцене аршмирского театра… Прикусила язычок, быстро глянула в лицо спутнику: не рассердился ли за дерзкие слова? И увидела: Сокол улыбается мягко, задумчиво. |