Онлайн книга «Знак Гильдии»
|
Кто-то потянул вдовушку за юбку, кто-то подставил ногу ее противнику... и началось! Потасовка разом, как лесной пожар, охватила улочку. В воздухе мелькали посохи, костыли и кулаки, раздавались вопли, проклятия и хрипы. Нищие молотили друг друга, забыв, из-за чего началась битва. Старушка в белом платочке запричитала, попятилась и упала, споткнувшись о ноги параличного нищего. Параличный, не обратив на старушку внимания, бодро вскочил и ворвался в драку с неукротимостью взбесившегося быка. Нитха поспешила к старушке: – Бабушка, ты не ушиблась? Нургидан тоже шагнул к несчастной женщине, но в этот миг чей-то кулак врезался ему в лицо, разбив губы. Вкус собственной крови ошеломил Нургидана, окрасил все перед глазами в багровый цвет – цвет ярости, ненависти, жажды боя. Забыв о Нитхе, о старушке и вообще обо всем на свете, он устремился в гущу схватки, разыскивая своего врага, а заодно раздавая увесистые удары всем, до кого мог дотянуться. Нитха глянула ему вслед и вспомнила, как Дайру рассказывал о походе за айвой и о потасовке со стражниками. Правильно Дайру тогда сказал: если в драку встревает Нургидан, она перестает называться дракой и начинает гордо именоваться побоищем! Девочка безнадежно и сердито вздохнула и перенесла внимание на тихо плачущую старушку: – Можешь встать, бабушка? – Ох, внученька, красавица, не могу, ушиблась-то как... Помоги, ради всех богов! Нитха подала руку, удивившись тому, с какой силой сомкнулись на ее запястье пальцы старушки. – Ох, милая девочка, сделай доброе дело! Не могу шагнуть... проводи до дома! – Бабушка, я же не одна. – Да тут рядом, в переулке! Меня двое внучат ждут, сиротинушки бедные! Умру здесь, они и не узнают... – Рядом, да? Хорошо, бабушка, обопрись на мою руку. У нас в Наррабане говорят: «Старость почтеннее знатности». * * * Нургидан, в растерзанной одежде, с синяком на скуле и с рассеченной нижней губой, стоял, понурив голову, перед учителем и Дайру и покаянно рассказывал: – А потом драка улеглась. Гляжу, Нитха пропала! Я туда, сюда, кричу, зову... Он замолчал, раздавленный горем, стыдом, сознанием своей вины. – Из-за чего ты, собственно, дрался? – строго спросил Дайру. – Не знаю, – повел широкими плечами Нургидан. – Оно мне как-то без надобности. – Очень, очень весело... – проговорил Шенги, ни к кому не обращаясь. Левая рука его скользнула за ворот, под рубаху. Дайру встрепенулся. Он давно понял, что учитель носит на груди какой-то амулет, но не решался расспросить о нем. – Она в мешке, – медленно произнес учитель. – Похитителей, кажется, двое. Девочка без сознания... оглушили или придушили, сволочи. Нургидан поднял голову и злобно оскалился. – У Северных ворот... нет, за воротами! – уверенно закончил Охотник. – Жаль, лошадей нет. Впрочем, те гады тоже пешие. Догоним! Со мной пойдет... Он осекся. В серых глазах Дайру и карих Нургидана леденело одно и то же непреклонное выражение. Оставить кого-то из них дома? Да Совиная Лапа и пробовать не стал! – Берите оружие, да поживее! Догоним! Никуда эти подонки от нас не денутся! * * * Шенги не держался бы с такой злой уверенностью, если бы знал, что за Северными воротами, в лесу неподалеку от дороги, похитителей дожидается третий сообщник с лошадьми наготове. 15 Только круглый дурак будет, сидя на лесной поляне связанный по рукам и ногам, грубить своим пленителям. А Нитха дурой не была. Что бы она ни думала о мерзавцах, в лапы к которым ей довелось угодить, мысли эти она благоразумно оставила в своей черноволосой головке. Не стала она также сообщать похитителям, что сделает с ними Совиная Лапа, когда возьмет их за... ну, скажем, за шиворот. Наоборот, умненькая девочка захлопала ресницами и тоненько заскулила: – Дя-а-деньки, а что теперь со мной бу-у-дет? Из троих сидящих у костра «дяденек» отозвался один – молодой, долговязый, с простоватым добрым лицом и грустными глазами: – Есть хочешь, маленькая? Сейчас похлебка поспеет. – А как я кушать буду? – с робкой доверчивостью спросила девочка. – Руки же связаны. – Эй, – всполошился неприятный краснолицый тип, – не вздумай ее развязать! И кормить ни к чему: новый хозяин скоро послаще угостит. Глаза юной наррабанки сверкнули. Забыв о роли кроткого ребенка, она злобно огрызнулась: – А ты, бабушка, не дергайся. В твоем возрасте гавкать вредно, а то двое внучат сиротинушками останутся. – Нитха спохватилась и продолжила другим тоном: – Ой, пальчики не шевелятся... – Слышь, Червяк, ты и впрямь очень ее скрутил! – сердито сказал долговязый парень. – Вот покалечишь ее, господин откажется взять товар. – Бо-ольно, дя-а-деньки! – простонала Нитха. Слово «дяденьки» в ее устах звучало трогательно и нежно. В сочетании с умоляющим робким взглядом оно служило ей волшебным заклинанием по пути из Наррабана в Гурлиан. Сработало оно и на этот раз. Большой, как слон, разбойник, упорно пяливший глаза на котелок, оторвался от созерцания готовящегося обеда и прогудел: – Не обижай ребенка, Червяк, не то врежу! – И пожалуйста! – возмутился краснолицый Червяк. – Можете ее развязать! Можете ее кормить! Можете ей платье новое справить! И жемчужное ожерелье! И сказку ей расскажите! Не дожидаясь конца гневного монолога, долговязый подошел к девочке, разрезал веревки, помог пленнице дойти до костра. Помощь не была лишней, Нитха и впрямь скверно себя чувствовала после путешествия в мешке; но девочка еще преувеличила свою слабость, повиснув на руке разбойника. Это произвело впечатление на шайку. Даже Червяк, у которого доброты и жалости было примерно столько же, сколько у медвежьего капкана, неловко завозился на подстилке из еловых лап и грубовато сказал: – Нужна ей твоя паршивая похлебка! Я ж говорю: ужинать у господина будет, да полакомее, чем у нашего костра. – Господин, да? – спросила девочка, понимая, как важно то, что будет сказано дальше. – Богатый и сильный, да? – Еще какой! – У сильных и богатых слуги не так одеты. – Нитха сморщила носик, окинув выразительным взглядом лохмотья собеседников. – И не прячутся по лесным берлогам. – А мы ему не слуги. Он нас на один раз нанял – тебя раздобыть. Чтоб дело в секрете осталось. – Ах, вот что, в секрете... – Глаза маленькой пленницы загадочно замерцали. – А я-то еще на вас сердилась... Выходит, вам, дяденьки, будет хуже, чем мне? – Чего-о? – не понял здоровенный разбойник. |