Онлайн книга «Хозяин дракона»
|
– Мы их побьем? – Со смоком? Запросто! Олята радостно засмеялся. – Нет причины веселиться, – хмуро сказал Некрас. – Отчего? – Много людей поляжет, еще более покалечат. Дети сиротами останутся. Что хорошего? – Не станет Великий в наши земли ходить! – Великий угомонится, так Ростислав к нему пойдет. Князьям забава – друг с дружкой воевать, а людям – беда. Понятно, ханов половецких в поле прогнать, так нет же – братьев режут! – Ты много воевал? – спросил Олята. – Больше, чем хотел. – А лет тебе сколько? – Двадцать три. «Всего-то? – удивился Олята. – Не слишком-то старый…» – Ты шить умеешь? – в свою очередь, спросил Некрас. – Батьки учили. – Ватага не скоро вернется, будем нагрудник смоку мастерить. Прежний мал. – Оляна поможет! – сказал Олята. – Работа мужская. Воловью кожу кроить да шилом колоть – это не полотно. Куда с ее пальчиками? Они у нее тоненькие. «Ишь, разглядел! – удивился Олята. – Когда? Вроде и не смотрел в ее сторону». – Мы будем колоть, она ремешки в дырки продергивать, – предложил. – У нее ловчее выйдет. Кашу Нежана сварит. – Ладно, – неохотно согласился Некрас. «Когда на сечу полетим, возьмет с собой? – подумал Олята. – В войске проку от меня мало: любой враз зарубит, а вот на смоке пригожусь». Олята хотел спросить об этом Некраса, но постеснялся… 22
Тень заслоняет вход в мою конуру. Поднимаю глаза: старик. Полотняный саккос до края коротких коричневых сапог, плащ из толстой шерстяной ткани с меховым подбоем. Зима, холодно… Я знаю этого старика, видел в доме эпарха [5] . Он входит туда утром и выходит вечером. К поясу гостя прицеплена бронзовая чернильница, на боку – кожаная сумка. Писец, чиновник… – Хайре, рус! – говорит он звучным, приятным голосом. От неожиданности я немею. С каких это пор императорские чиновники здороваются с рабами? – Хочу спросить тебя, – продолжает он, словно не заметив моего удивления, – это правда, что русы носят нож в сапоге? – Да, господин! – Как вы крепите их? Нож может поранить! – Пришиваем изнутри ножны. – Они не мешают ходить? – Мы делаем их из мягкой кожи, а голенища наших сапог не прилегают плотно. – Ты хорошо говоришь по-ромейски, – замечает он. – Бывал ранее в наших землях? – Нет, господин. – В городе ты недавно, – он поднимает брови. – Хочешь сказать, успел выучить? – Старался, господин. – Не называй меня господином! – морщится он. – Я служу у эпарха, но ты принадлежишь басилевсу. – Как же мне звать тебя? – Как, как?.. – Он морщит лоб и вдруг смеется: – Не знаю. Улыбаюсь. Он забавный, этот старик. – Ты сделаешь мне ножны? – он указывает на сапог. – Покажи нож. – У меня его нет. – Тогда не смогу. – Закажу кузнецу. Может, посоветуешь, какой? – Для чего нож? – Ну… – Он смотрит испытующе. – Ваши для чего? – Убивать. – Мне для того же. – Не поместится: у твоего сапога слишком короткое голенище. – Да? – он задумывается. – Мне не потребуется длинный. – Коротким не просто убить. – Смотря кого! – возражает он. – Люди сопротивляются, когда их режут. – Этот не будет. Он смотрит пристально, и я вдруг понимаю… – Тогда тебе нужен… – Я черчу пальцем на крышке стола. – Если б господин дал мне кусок пергамента… Мгновение он изумленно смотрит, затем лезет в сумку. Роется, достает обрезок. Подойдет: нож поместится в натуральную величину. Кузнецу останется только примерить… Он ставит на стол чернильницу, протягивает перо. Я расправляю пергамент, обмакиваю перо и осторожно веду им по мягкой коже. Он смотрит из-за плеча. – Странный нож! – замечает, когда я протягиваю рисунок. – Лезвие треугольное – как плавник акулы, оно шире рукояти и короткое… – Чтоб перерезать жилу, достаточно. – Где резать? Здесь? – Он показывает запястье. – Можно и здесь. Тогда умирать будешь медленно. – А если захочу быстро? – Тогда тут! – Я касаюсь шеи. – Сонная артерия. Сто ударов сердца – и уснешь! Навсегда… – Как ты сказал? Сонная? – Да, мой господин! – Покажи! Я беру его ладонь (она маленькая и сухая) и прижимаю к своей шее. – Чувствуешь, господин? – Да! – кивает он. – Значит, сто ударов? – Возможно, скорее. Скажи кузнецу, чтоб не делал накладки. Я обмотаю рукоять кожаным ремешком. Она будет тонкой и не натрет тебе ногу, в то же время не выскользнет из руки. – Хайре! Он забирает пергамент и уходит. Назавтра является и кладет на стол нож. Кузнец сделал его точно по размеру и закалил сталь. Нож пружинит в руках и отменно заточен. Не только артерию, палец отрезать можно. – Кузнец сказал: такие ножи заказывают лекари – ими удобно открывать кровь. Ты лекарь, рус? – Нет, господин! Я смазываю рукоять рыбьим клеем, затем медленно и плотно – виток к витку – оборачиваю тонким ремешком. Гость садится на убогий топчан, служащий мне постелью, и внимательно смотрит. Закрепляю конец. – Дай! – он протягивает руку. – Испачкаешься, господин! Клей не подсох! – Чепуха! – Он берет нож, примеряет к руке. – Ты прав, рус, держать удобно. – Теперь сними левый сапог! – Почему левый? – Потому что ты – левша. – Я пишу правой! – возражает он. – Нож брал левой. Оружие берут, как сподручнее. – Ты зорок, рус! – бормочет он, снимая сапог. Кусок выделанной кожи приготовлен мной заранее. Прикладываю нож, очерчиваю шилом, затем пришиваю ножны с внутренней стороны голенища. Он наблюдает молча. – Примерь, господин! Старик надевает сапог, прячет оружие, затем несколько раз достает и возвращает его на место. |