Онлайн книга «Интендант третьего ранга»
— Заезжали к потаскушке? — сощурилась хозяйка. — У них серьезные намерения, Клаус подтвердил. — Он скажет! — не согласилась Валентина Гавриловна. — Что не накормили? — Строгая немецкая экономия, — надувая щеки, сказал Крайнев. Хозяйка прыснула. Некоторое время они сосредоточенно ели. Скоро миска опустела, от добавки Крайнев отказался. — Как ветчина? — поинтересовался. — Не помню, когда ела такое! — призналась хозяйка. — Семен Михайлович коптил. Самогонка тоже его. — Как там Настенька? — улыбнулась Валентина Гавриловна. — Передает вам привет. — Чудесная девочка! Умничка! Лучшая в моем классе! Если б не война, училась бы в институте. — Не взяли бы. — Почему? — Из-за отца. — Ее отец — колхозник, — не согласилась хозяйка. — Что до прошлого, то сам Сталин сказал: «Сын за отца не отвечает!» — Он скажет! — подражая реплике Валентины Гавриловны, протянул Крайнев. Хозяйка обиженно поджала губы. Крайнев достал из кармана кисет, набил трубку. Валентина Гавриловна молча поднесла спичку. Крайнев раскурил и благодарно кивнул. Хозяйка полезла в шкафчик, достала стопочку бумаг, положила на стол. Покуривая, Крайнев рассматривал их. Затем развернул сложенный вчетверо листок. — Это инструкция, — пояснила Валентина Гавриловна. — Где, какой штамп или печать ставить, какими чернилами заполнять. Образцы всех документов… Вы уверены, что сумеете воспроизвести бланки? — Не сомневайтесь! В Москве и не такое делают. — Я хотела взять больше, но побоялась. Строгий учет. — Вы умница! — растроганно сказал Крайнев, пряча бумаги. — С удовольствием бы расцеловал! — Так в чем дело? Крайнев положил трубку на стол, поднялся. Хозяйка растерянно встала. Крайнев обнял ее и чмокнул в губы. Затем еще… — Хватит! — задавленно прошептала Валентина Гавриловна. — Я пошутила. Крайнев вновь взял трубку. Хозяйка присела, опустив глаза в стол. — Что слышали об окончательном решении еврейского вопроса? — тихо спросил Крайнев. — Через месяц. Евреям из Города скажут, что выселяют в Боровку — это деревня в десяти километрах отсюда. Там еврейский колхоз… Крайнев поднял брови домиком. — Был такой! — подтвердила Валентина Гавриловна. — До революции Город входил в черту оседлости, евреев жило много, вот и решили организовать национальный колхоз, мода такая была. — Получилось? — Большинство разбежалось. Но семей десять осталось. Этим скажут, что переселяют в Город. Обе колонны выйдут одновременно и встретятся на полпути. Там карьер — гравий для строительства брали. Готовая могила. — Откуда подробности? — Печатала на машинке план, составленный Ланге. Из русских служащих в управе немецкий знаю только я, а солдат печатает одним пальцем. — Ланге вам доверяет? — Как и вам. Пострадавшая от советской власти. Была учителем, стала уборщицей. — Это по-нашему! — сумрачно сказал Крайнев. — Семен, знающий три языка, сторожит коров, учительница немецкого моет полы, генералы Красной Армии валят лес в Сибири. После чего удивляемся: немцы уже под Смоленском! Хозяйка не ответила. — Надо предупредить людей! — сказал Крайнев. — Пусть убегают, куда смогут. — Не получится. — Почему? — Не поверят. Мордехай сказал им: немцы культурный народ, никого не тронут, они и рады верить. — Кто такой Мордехай? — Что-то вроде раввина. В его доме молятся. До войны это скрывалось, хотя многие знали. Теперь немцы не мешают, вот он и рад. — Надо поговорить с Мордехаем! — Донесет немцам. Знаю его — мой бывший тесть. Брови Крайнева еще раз пошли домиком. — Мы с Марком поженились в тридцать втором, — торопливо заговорила Валентина Гавриловна. — После института меня в Город распределили, он здесь заведующим жилкоммунхозом был… Красивый — сил нет! Все бабы мне завидовали. Только зря. Три года прожили — детей нет. Мордехай шипит: «Женился на гойке!..» — женщина всхлипнула. — В глаза говорил! Марк решил проверить, кто виноват? Завел сначала одну любовницу, затем вторую… Каждой обещал: забеременеет — разведется со мной, на ней женится. Ни с одной не получилось… Стал пить, гулять, деньги казенные промотал… В апреле был суд, дали восемь лет. Меня вызывали свидетелем — рассказать о моральном разложении мужа… — Выступила? — Отказаться было нельзя. Следователь так и сказал: «Промолчишь — сама сядешь! Напишу, что вместе деньги народные пропили…» А я в глаза их не видела — Марк с любовницами кутил. Рассказала… Прорвало меня! Пять лет он меня перед людьми позорил! Мордехай после суда мне в лицо плюнул — оклеветала его сына. Молиться на него должна была, гойка!.. При людях!.. Все ему сочувствовали, не мне… Крайнев накрыл ладонью руку хозяйки. Она благодарно прижалась к ней мокрой щекой. — Русская традиция: жалеть виновного и ненавидеть правого, — задумчиво сказал Крайнев. — В школе, когда видели с тряпкой, ухмылялись… Дескать, поделом! За что?.. — Почему не уволилась? — Директор не отпускал — запретили. Сама уйдешь — посадят. Указ Верховного Совета: нельзя самовольно… — Валентина… Можно так? — Можно! — горячо ответила учительница. — Мы почти ровесники. Я видела твои документы — двенадцатого года. Я — десятого… — Почему помогаешь нам? После всего? — Немцы хуже! Наши измывались, но видели в тебе человека. Плюют, но ты для них свой. Потому, может, и плюют. А немцы… Ты для них раб. Провинишься — убьют и не вспомнят завтра. — Да… — Крайнев забарабанил пальцами по столу. — А ты?.. — подняла голову Валентина. — Семья есть? — Никого! — Совсем? — Совсем-совсем. Родители погибли, бабушка умерла год назад. — Жена? — Нет, и не было. — Почему? — Не случилось. То времени не было, то желания. — Молодой, красивый, умный… Найдешь! — Ты тоже. Кончится война… — Не утешай! — отмахнулась Валентина. — После войны даже девкам мужиков не хватит — скольких убили! И скольких еще убьют… — Кто знает? — наставительно сказал Крайнев, ощущая фальшь в голосе. — Поздно, Валентина. Постели мне на полу! — Не будет гость на полу спать! — обиделась хозяйка. — Сама лягу! |