
Онлайн книга «Господин военлет»
![]() – Непременно! – подтверждает Егоров. Он понял. Володя слабо улыбается. Солдаты кладут его на носилки, несут к автомобилю. Через полчаса Володя будет в госпитале. Егоров ведет меня к себе. Коротко рассказываю. – «Фоккер»! – заключает Егоров. – Черный цвет германских аппаратов – на фронте союзников. Щит и шлем на фюзеляже – герб. Барон или граф. У нас таких размалеванных пока не видели, перебросили с того фронта. Наверное, пронюхали. Он не объясняет, что немцы пронюхали, и без того ясно. С секретностью в русской армии плохо: офицеры слишком много болтают. К тому же германские летчики не спят. Сосредоточение войск для наступления скрыть трудно: маскировать такие масштабные операции от наблюдения с воздуха не научились. А вот немцы бдят. Заметили наш «Моран», вызвали истребитель. – Вечером расскажете летчикам, – говорит Егоров. – Пусть держатся настороже. Черным бароном мы займемся. Вы очень рисковали при посадке, Павел Ксаверьевич, – заключает Егоров. – Могли разбить аппарат, покалечить себя. – Однажды из-за меня тоже рисковали… Он кивает: долг платежом красен. – Я представлю вас к званию подпоручика! Давно пора. Лауница – к ордену Георгия. Заслужили. Спасли свой аппарат, повредили неприятельский, доставили важные сведения. Благодарю. Все хорошо, но я остался без летнаба. Других в отряде нет, разбивать пару «Ваня-Вася» мне не хочется. Однако безделье не затягивается. Меня вызывают к Егорову. В кабинете незнакомый подполковник, поджарый, с умным лицом. Егоров представляет меня, затем кивает на гостя: – Подполковник… – Достаточно звания! – говорит гость. Военная разведка… Единственные в этой горделивой армии, кто не светится на публике. – Господин прапорщик! – говорит подполковник. – Мне рекомендовали вас как храброго и умного военлета. Последнее качество для нашего дела определяющее. Вы согласны выполнить опасную миссию? – Так точно! – Вам не интересно, в чем она заключается? – Расскажете. – Мне правильно вас рекомендовали! – улыбается полковник. – Подойдите к столу! На столе – карта. Беглого взгляда достаточно, чтоб понять: сделана по нашим фотоснимкам. Узнаю очертания лесов, русла рек, нити дорог. В полете я смотрю вниз. – Нужно доставить человека вот сюда! – подполковник указывает карандашом. Точка ложится за передовой линией, в тылу немцев. – Через сутки забрать его, но в другом месте. Задача состоит в том, что сделать это нужно как можно незаметнее. Сумеете? – В этом месте нельзя высаживать! – Почему? – Открытое поле на виду большого села. В селе наверняка есть неприятель. Посадка аппарата не останется незамеченной. – Что вы предлагаете? – подполковник заинтересован. – Насколько понимаю, объектом операции является железнодорожная станция. – Почему вы так заключили? – хмурится подполковник. – Других объектов, имеющих военное значение, у места посадки нет. – Гм-м… Непонятно: одобрение это или насмешка. Однако рот мне не затыкают, продолжаю: – Агента лучше высадить у железнодорожного полотна, вот в этом квадрате. Железнодорожная насыпь закроет нас от любопытных взоров, с другой стороны – лес. Не думаю, что зимой здесь есть люди. Если агента одеть железнодорожным рабочим, на него не обратят внимания. Что может быть естественнее железнодорожника, идущего вдоль пути? – Вы, часом, не служили в разведке, Павел Ксаверьевич? – спрашивает подполковник. Служил! Только в другой армии и звали меня иначе. Качаю головой. – Не желаете послужить? Обещаю быструю карьеру и достойное звание. Мне странно видеть такого человека, как вы, всего лишь прапорщиком, к тому же заведующим обозом. Егоров хмурится – камешек в его огород. – Я хочу остаться в отряде с боевыми товарищами. Егоров улыбается. – Как знаете! – Подполковник сворачивает карту. – Есть еще замечание. Он поднимает голову. – При пересечении линии фронта аэроплан увидят. Надо закрасить наши кокарды и нарисовать германские кресты. – Опять вы за свое, прапорщик! – сердится Егоров. – Это запрещено конвенцией! – А травить людей газом разрешено? – холодно говорит подполковник. – Обстреливать госпитали, вешать мирных жителей? Возможно, вы еще не поняли, господин штабс-капитан, но эта война – на уничтожение. Прапорщик дело говорит. – Если немцы захватят в плен летчика на русском аппарате, его отправят в лагерь военнопленных, – не сдается Егоров. – Если опознавательные знаки будут германские, его расстреляют как шпиона. – Что скажете? – подполковник смотрит на меня. – Что случается с агентом, если попадает в плен? – Расстреливают! – пожимает плечами подполковник. – У немцев это быстро. – Чем я лучше его? – Решено! – подполковник встает. – Вы слышали, господин штабс-капитан? Завтра!.. Вылетаем на рассвете, вернее, в предрассветных сумерках. Набираю высоту над летным полем. Хотя видимость неважная, быть обстрелянным своими не улыбается. По известному закону подлости свои в своих всегда попадают. Мой «Моран» несет на плоскостях и киле тевтонские кресты. Их малевали в закрытой палатке-ангаре, у входа дежурил караул жандармов. Меры секретности приняты серьезные. Мой пассажир выглядит мирно. Среднего роста, мешковатая форма железнодорожника, невыразительное лицо. Ни горделивой посадки головы, ни военной выправки. Пройдешь в двух шагах и не заметишь. Подполковник умеет выбирать агентов. Долетаем без приключений. Перед посадкой разворачиваюсь, чтоб сразу лететь в сторону фронта. Прогалина вдоль железной дороги узкая, но достаточная для «Морана». Аппарат еще скользит по снегу, когда «железнодорожник» выпрыгивает из кабины и бежит к дороге. Взлетаю и оглядываюсь: одинокая фигурка движется вдоль железнодорожного полотна, вокруг – никого. По возвращении докладываю подполковнику и отправляюсь спать. Подняли меня ночью, надо отдохнуть. Спится мне плохо – тревожат мысли. Если агента поймают, как доказать, что высадил верно? Вдруг предложение мое опрометчивое? СМЕРШа здесь нет, но неприятности не замедлят быть. Встаю и бреду в ангар. Синельников давно проверил «Моран», теперь сидит и курит. Обхожу вокруг аппарата, смотрю на льюис. Обычная пехотная модель с толстой трубой-кожухом. Интересно… – Синельников? – Я, ваше благородие! – Пулеметы были с сошками? – Так точно! – Где они? – Снял, в ящике валяются. |