Книга Обретение судьбы, страница 34 – Клэр Белл

Котенок и Серая дружно уставились на нее одинаковыми зелеными глазами.

— Она говорит за тебя, Живущий-у-воды? — спросил котенок у Костегрыза, который поспешно подошел к Ратхе.

— Послушай, Ратха, — прошипел Костегрыз в ее прижатое к макушке ухо. — Если хочешь быть целой и невредимой, то закрой пасть и позволь мне самому поговорить с ними.

— Ты их боишься? Пестрошкурого сосунка и серую старуху, вдвое меньше тебя ростом? У них нет права на нашу убоину! — завизжала в ответ Ратха. — Ее украли у пастухов племени. Если ты трусишь, то я буду сражаться за нее!

— Значит, ты беспокоишься о племени? Пта! Хочешь сражаться за его скот? Да Меоран убьет тебя, если ты к нему вернешься. Сражайся за то, чтобы насытить свое брюхо, если считаешь это необходимым, но не надо говорить о племени и от имени племени!

Ратха опустила уши.

— Если мы оставим себе этого олененка, нам не придется охотиться завтра, — пробормотала она. — Подумаешь, какой-то пестрошкурый и серая старуха! Кто они такие?

— Да, сейчас это пестрошкурый и серая старуха, но за ними идут другие, — ответил Костегрыз, уколов Ратху усами в щеку. — Я не хочу драться со всеми Безымянными. Говорю тебе, успокойся и позволь им поесть.

Он оттолкнул Ратху прочь от дичи, освобождая проход чужакам.

Ратха вся тряслась от гнева и ненависти, и едва удержалась, чтобы не впиться зубами в шкуру Костегрыза.

— Не стоит, племенная кошка, — очень мягко сказал он. — Ты наелась досыта. Позволь же им наполнить свои пустые животы.

Ее гнев внезапно прошел. Ратха молча смотрела, как котенок подошел к серой кошке и подтолкнул ее к дичи. Потом он указал лапой на труп олененка, и тогда старуха подняла голову, посмотрела на мясо и облизала морду.

— Еда, — донеслись до Ратхи слова серого котенка. — Подойди. Ешь.

Косматая кошка уставилась из-за спины котенка на Костегрыза и Ратху. Потом заскулила, распушила загривок и оскалила желтые остатки зубов.

— Нет, — терпеливо произнес котенок, похлопывая ее лапой. — Не драться. Не охотиться. Серая может поесть.

Костегрыз отошел в сторону и сел, повернув голову. Но Ратха не тронулась с места, во все глаза разглядывая Безымянных. В этой серой кошке было что-то отталкивающее и в то же время привлекающее.

Котенок, истекая голодной слюной, бросился к туше олененка и впился зубами в его бок. Серая пошла за ним, и они ели до тех пор, пока животы у обоих не раздулись от мяса.

Наконец, они закончили. Ратха с горечью заметила, что от оленя остался только обглоданный череп да крупные кости. Остальное было сожрано, либо разбросано кругом. Серая закашлялась, отряхнула шерсть от дождя и отвернулась в сторону. Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, Ратха села перед старухой, преградив ей дорогу.

— Старая, раз ты ела нашу еду, — сказала она, — то должна в благодарность за угощение ответить на наши вопросы. Кто ты такая? Где твой дом? Куда ты держишь путь в такую непогоду?

Вместо ответа серая ударила ее лапой по морде.

Ратха пригнулась.

— Не трать слова понапрасну, грязная, — раздался у нее за спиной голос пестрого котенка.

Ратха обернулась и увидела, что тот, как ни в чем не бывало, вылизывает усы.

— Старая не умеет разговаривать. Она с трудом понимает, что я ей говорю.

— Почему? — спросила Ратха. — Она выжила из ума от старости?

— У нее никогда не было ума. Она всю жизнь была такая, — котенок зевнул и прогнул спинку, пока хвостик не задрожал.

Ратха попятилась прочь от серой. Влажный рассеянный взгляд скользнул по ней, и Ратха вдруг почувствовала себя пленницей этих тусклых глаз. У нее свело живот от злобы и омерзения.

Котенок вопросительно приподнял брови.

— Мне жаль ее, — выпалила Ратха, жалея о том, что подошла близко к этой кошке.

— Зачем ее жалеть? — переспросил котенок. — Она этого не понимает. Она не знает никакой другой жизни. Зато умеет охотиться лучше многих других. Мне она нравится, потому что не болтает.

Ратха снова открыла пасть, но так и не придумала, что ответить. Несмотря на свои недавние слова, она гораздо больше жалела себя, чем серую старую кошку. Оказывается, она снова ошиблась. Только что ответ казался легкой дичью, которая сама шла ей в зубы. Но в последний момент он увернулся, как болотная землеройка и спрятался в норке противоречий.

Ратхе было досадно и неуютно, словно ее застали за каким-то постыдным занятием. Но ведь она всего лишь задала несколько вопросов! Нет, дело было не в этом. Причиной ее смятения были эти странные глаза — старые глаза, в которых она ожидала увидеть мудрость и опыт, но увидела лишь пустоту.

Гром прорычал в небе, хлынул дождь, и шерсть Ратхи мгновенно прилипла к туловищу.

Котенок и серая бросили на нее последний взгляд. Она опустила голову, чтобы не встречаться глазами со старухой. Затем двое Безымянных засеменили через траву, высоко поднимая лапы, чтобы не забрызгаться.

Ратха стояла и смотрела им вслед, пока они не скрылись за пеленой дождя. Потом она почувствовала, как кто-то подходит к ней сзади, и содрогнулась всем телом, прежде чем поняла, что это Костегрыз.

— Они расстроили тебя, племенная кошка? — спросил он.

— Нет, котенок тут не при чем. Но серая… у нее совсем пустые глаза, Костегрыз. Я не знаю, как объяснить…

— В племени тебя учили, что Безымянные неразумны, — с непривычной резкостью сказал Костегрыз. — Почему же ты расстроилась, узнав, что это так и есть?

— Я думала, что Меоран ошибается… — пробормотала Ратха. — То, чему меня учили — это были просто слова, Костегрыз. Я произносила их, учила, иногда даже спорила с ними, но никогда не понимала, что они означают. До тех пор, пока я не заглянула в глаза этой серой кошки и не увидела в них пустоту.

Костегрыз тяжело вздохнул.

— Ты думала, что сможешь поймать правду, не так ли? Но ты снова ошиблась. И будешь ошибаться снова и снова, каждый раз, когда попробуешь отгадать. Потому что единственная правда заключается в том, что Безымянные очень разные. Некоторые из них похожи на тебя или меня. Другие — такие, как серая. Есть и те, что отличаются и от тех, и от других. Тебе придется научиться не обращать внимания на эти различия.

— А я увижу других Безымянных? — спросила Ратха.

— Конечно.

— А ты расстраиваешься, когда видишь таких, как серая?

— Раньше расстраивался, — ответил Костегрыз. — Теперь привык. — Он помолчал. — Со временем я научился никогда и никому не смотреть пристально в глаза.

— Кроме меня, — смело выпалила Ратха, вспомнив его настойчивый взгляд, пронзавший ее насквозь.

— Это правда, кошка из племени, — признал Костегрыз, сморщив нос. — Порой и я делаю ошибки. От оленя что-нибудь осталось?