Онлайн книга «Я и мой летучий мышь»
— Да не переживай ты. Все будет хорошо. На меня сурово посмотрели. За дверью пискнули. Пых дернулся. — Все будет хорошо, — сообщила я в сорок второй раз. В дверь тихо постучали. Задумчиво смотрю на нее. Неужели опять? — Кто там еще пришел? — Не открывай! Хмуро смотрю на Пыха. Тот сидит взъерошенный и нервно дергает крыльями. — Почему? — Опять цветы принесли. В прошлый раз Шу чуть не умерла! — Это была аллергическая реакция на цветы, ты же помнишь. — Нет. Это злой умысел! Кто-то желает ей зла. А теперь, когда она так беспомощна… Дверь кухни с грохотом открылась, и на пороге возникла «повитуха». Выжидательно на нее смотрим. Я — напряженно. Пых — с ужасом, видимо, из-за пеленки с капельками крови, которую она держала в руках. — За палец тяпнула, — прорычала женщина, демонстрируя окровавленный мизинец. — Чтоб ее… — Как Шу? — пискнул Пых, не обращая внимания на опухший мизинец. — Нормально. Двое! Иди смотри, папаша. Пыха сдуло ветром. Я пошла следом за ним, мысленно пытаясь успокоиться. Все это время я пыталась вести себя непринужденно и ровно, дабы Пых поменьше волновался. Но и сама пережила пару неприятных моментов, когда Шу пищала особенно громко. — А ты куда? — Проход закрыли мощной грудью и не менее внушительным бюстом. Смотрю на лицо, усеянное прыщами, и пытаюсь понять, почему ведьма не может извести даже это? Вроде бы должно быть просто. Другим же внешность исправляет, и даже удачно вроде бы. Или тут действует закон врачей: не пей собственные настои, если жить хочешь долго и счастливо. — Деньги гони и иди! Мне под нос сунули лопатоподобную ладонь с замотанным пальцем. Прикусив губу, роюсь в кармане, выуживая монеты. — Две серебряных, как и обещала. — Три! — снова сунув окровавленный палец мне под нос. — За травму. Пришлось платить три. Нет, я не транжира, но так хотелось посмотреть на мышат… — Спасибо. — Монеты сгребли в кулак и сунули в карман, после чего меня потащили к двери, в которую, к слову сказать, снова постучали. Вспоминаю все те букеты, что день за днем доставлялись к моей двери. И это посреди зимы, заметьте. Не знаю, кто из горожан решил так намекнуть на свои сокровенные чувства, но наведываться тайный поклонник не спешил, заставляя меня теряться в догадках. А цветы мы все же сбывали, поскольку у Шу оказалась сильнейшая аллергия на пыльцу… Я сохранила лишь один букет. Он стоял у меня наверху в вазе и напоминал о прошедшем лете. Странно, но цветы и не думали вянуть со временем. Надеюсь, что они дадут корешки, и я смогу их посадить в горшок. — Ну ежли чего, зови, — закончила свою речь повитуха. Опомнившись, киваю и заверяю женщину, что всенепременно и т. д. и т. п., после чего открываю дверь и… вижу его… Знаете, когда смотришь в глаза человека, о котором думаешь каждый день и каждую ночь весь последний год, мир словно уплывает из-под ног. Я даже не заметила, как повитуха ушла, хмыкнув напоследок. Не услышала, как Пых крикнул, чтобы дверь закрыли, а то дует. Я вообще мало что замечала в тот момент. Просто стояла, смотрела на него. — Привет, — сказал он. — Можно войти? Киваю и отступаю назад. Он проходит мимо, в нос ударяет запах морозной свежести, кожи и меха. А еще его личный, едва уловимый запах, который, кажется, я стала различать только теперь. Он проходит к камину, стягивает перчатки и протягивает руки к теплу. Пламя подсвечивает лицо, которое из-за огня кажется не столько бледным, сколько бронзовым. Закрыв дверь, молча стою, не зная, что делать. Я ведь так хотела никогда его больше не видеть. Тогда почему я стою и молчу? Это ведь так просто — указать на дверь. — Ты получала цветы? — Да. — А конфеты? Кошусь в сторону кухни. А Пых говорил, что запах шоколада мне просто чудится. — Да, наверное… Так это ты мне их посылал? А зачем? — Не могу без тебя, — не отрывая взгляда от огня. В груди замирает сердце. Судорожно выдыхаю, пытаясь собраться с мыслями и успокоиться. — Я… я не верю. — Я знаю. Но мне уже наплевать. Вздыхаю и смотрю на него исподлобья. — Скажи, чего ты хочешь? — Он поворачивает голову и смотрит на меня в упор. В ответ я упорно изучаю носки своих сапог. Ну не могу смотреть ему в глаза. Не могу. Хоть режьте. — Покоя. — Я его обеспечу. — Тишины. — Никто тебя не потревожит. Молчание. Хм, а носок у правого сапога-то прохудился. Надо будет подклеить. Странно, но я ему верю. И все равно не понимаю: зачем ему все это надо? А поверить в то, что он и впрямь влюбился, — не могу. Это все равно что поверить в то, что солнце больше никогда не взойдет. Глупо и не смешно. — А умереть ради меня можешь? — спросила я, поднимая голову и смотря на него. — Я уже умирал, — пожимает плечами он. Стоять на расстоянии нескольких шагов и не иметь возможности коснуться его. Стоит. Ждет. — Я… — Да любит он тебя, любит. Чуть не чокнулся, когда ты уехала. От неожиданности вздрагиваю и оборачиваюсь. Смотрю на Мэг в образе старушки, стоящей за моей спиной. — Я ненадолго, — пояснила она. — Просто вижу, что вы без меня здесь никак. Ты хоть скажи, мне-то ты веришь? — Это кто? Отмахиваюсь от василиска и подхожу к ней. Мне улыбаются, подмигивают и бросают грозный взгляд в сторону насторожившегося василиска. — Любит он тебя до безумия, любит. И ты его любишь. — Взгляд василиска мгновенно переметнулся с нее на мое лицо, жадно вглядываясь и ища подтверждение выше сказанному. Краснею и опускаю взгляд, усиленно рассматриваю свои сапоги. — А потому хватит вам ходить вокруг да около: живите спокойно и счастливо. — С этими словами она исчезла так же неожиданно, как и появилась. Я только глазами хлопнула. А в следующую секунду меня крепко обняли, прижав к груди. Застываю, старясь не шевелиться и даже не дышать. — Больше не отпущу. Никогда, — шепнул он мне на ухо, утыкаясь носом в висок. — Только попробуй, — отвечаю я, чувствуя, как слезы так и покатились по щекам. Они и сломали плотину. Теперь уже я сама прижимаюсь к нему, жмурясь от счастья и давая себя обнимать. Повернув голову, я почувствовала, как его губы коснулись моих губ, обжигая почище раскаленного железа. А еще через секунду вредным голосом одной знакомой мыши громко и возмущенно спросили: — Ну и долго вы тут целоваться будете? |