Онлайн книга «Добровольная жертва»
|
В Лиге странствующий музыкант известен был еще и тем удивительным даром, что способен был душу человеческую выразить максимум в четырех строках. А то и в одном слове. Альерг считал поэта пророком и горько сетовал, что Сильвен приходил в ужас от одной только мысли переступить порог какой-нибудь школы с иной целью, чем набедокурить или выпить с пифиями на брудершафт. Спутники, разнежившись в тенечке, уже уминали остатки трапезы, сославшись на то, что грех сгноить на такой жаре такую добрую пищу. – Я слышала о твоем утверждении, что у каждого есть особая песня, – припомнилась мне еще одна подробность. – Одна на всю жизнь, – кивнул музыкант, рассыпав по плечам смоляные кудри. – Странные иногда это бывают мелодии, странные слова. Иногда крутится на разные ритмы одна и та же единственная строчка. У одного воинственного царя жизнь состояла из трех глаголов, гремевших, как барабанная дробь. Да у большинства из кабацкой публики, такой, что сегодня выгнала нас из-за стола, не дав как следует насладиться чревоугодием, жизнь тоже укладывается в три слова, только нецензурных. А зачастую в одно, тоже непроизносимое при девушках, особенно при феях. У некоторых жизнь – что требник или таблица спряжений. Их скучно петь. Знавал я одного мздоимца, так у того вместо песни – круглый ноль. Свистнешь разок, вот и вся жизнь. У звездочета, который мне попался по дороге сюда, песня жизни была именем Солнца. А твою песню я сразу услышал, как только ты вошла в харчевню одинокой обгоревшей звездочкой. Она у тебя короткая. Хочешь, я тебе ее спою? – Спрашиваешь! – Я немедленно подала ему лютню. Пелли с коником в обнимку уже заранее впали в блаженное оцепенение. Сильвен приласкал неразлучную подружку, подтянул колки, чуть призадумался, пристально глядя сквозь меня, словно я стала прозрачной, и взлетел пустынным ветром, блуждающим в сумраке, зашелестел дождем по листьям плакучей ивы, пролился чистым ручьем. Песня была тихой и грустной, как лунный свет в заброшенном саду. Дальний странник, Звездный гость, Что стучит ко мне, Если б знал ты, сколько звезд Гаснет в этой тьме. Я сама – с небес. Когда-то, Расточая свет, Пала наземь. И обратной Мне дороги нет. Стала волглою лучиной, Медленной свечой, Женщиной была, мужчиной, Чистою слезой, Серым пеплом, красной кровью, Зеленой травой, Черным хлебом, белой солью И самой землей. Кроткий странник, Гость небесный, Что пришел за мной, Здесь, во тьме моей железной Стала я звездой, И в сиянии крылатом, Расточая свет, Улетаю… И обратной Мне дороги нет. Певец прислушался к последней тающей ноте утихавшей струны и улыбнулся мечтательно, разбивая наше завороженное оцепенение: – Эх, где та девушка, что споет мне мою песню жизни? А то все я да я! Надоело такое однообразие! Я открыла было рот, чтобы сказать, где та задорная звонкоголосая смуглянка, но Пелли ткнул меня шипастым локотком, а подобравшийся под шумок Лэпп будто бы нечаянно зажевал вместе с клочком травы мою блаженно вытянутую ступню, и вместо предсказания из горла вырвался болезненный стон пополам с проклятием. Сильвен тут же извинился, что его песня произвела на меня такое удручающее впечатление. Мы втроем, включая желтогривого, с жаром кинулись его разуверять, и лютнист в испуге, что струны его лютни расплавятся от такого всеобщего пыла, замахал руками, остужая ретивых. Сразу вспомнилось о прохладе севера, и я снова задала моему оруженосцу вопрос, оставшийся в харчевне без ответа. Пелли замялся, смущенно поглядывая на Сильена. Черноволосый поднял на него смеющиеся глаза и пояснил неожиданно: – Так на севере пробужденные давно уже трубят всеобщий сбор. Сегодня Вечит. Целая армия собирается со всех концов света. Все ордена, все приверженцы. Силы они стягивают несметные. Вот только зачем – непонятно. И без войны куда ни ступишь – обязательно на пробужденного наткнешься. По слухам, сегодня начнется их наступление. Пелли неохотно добавил: – Лигу они хотят смести. До последнего человека. – Каким образом? – На мой взгляд, это была невыполнимая задача. Мальчик-дракон снова покосился янтарным глазом на лютниста. Сильвен хмыкнул, не оскорбившись недоверчивостью, тактично встал и отошел подальше, делая вид, что поэтов совсем не привлекает мирская суета сует. Из-за кустов раздались звучные переборы и бесшабашная песня на гортанном незнакомом языке. Лютнист горланил так старательно, что я едва расслышала ответ Пелли: – Они хвалятся новым оружием. Если там Тварь, то это ее война. Против всего мира. Лига больше всех мешает, с нее и начнут. – А в лесу что было? – Куколка нига, – прошептал веснушчатый. – Что-о?! Певец в листве споткнулся, но грянул с новой силой что-то совсем залихватское. Поперхнулся, откашлялся и жалобно заголосил в миноре. – Неудачная куколка, – поправился Пелли. – У меня на них нюх. Я поисковый дракон. Это носители семени нигов. Но, когда что-то у них идет не так, они превращаются в таких вот слизней. Старики говорили, что ниги пытаются изолировать их, но они сбегают. Кто был исходной формой сегодняшней куколки, я даже не знаю. Но ниги выбирают только разумные формы для своего потомства. Судя по размерам, это был эльф. Куколка шла с севера на юг и прямиком на тебя. Может быть, ее направляла Тварь из Цитадели. И так стремительно шла, что я едва успел, и то потому только, что Альерг раскрыл для меня рандр и перебросил прямиком в лес. И вообще, Роночка, твой оруженосец обязан быть при тебе. – Скорее оружие, а не оруженосец! – Все равно, ты не смогла бы тащить на себе такое оружие, без оруженосца не обойтись, – нашелся Пелли. – А что рождается из таких куколок? Ниги? – Нет, что ты! Из таких – просто монстры. Чудовища. Потому мы и знаем, что это порченые куколки. Впрочем, кто их знает. Может, это специальные куколки, а никакие и не порченые. – В сегодняшней были настоящие монстры. Жуткие. Но что странно – если их почистить от слизи и от злобы, останутся весьма милые мордашки и просто изумительно красивые крылья. Сейчас мне кажется, что из этого слизня вылетели крохотные дракончики. Пелли едва справился с рвотным рефлексом. – Ты, Роночка, ври, да не завирайся! Драконы рождаются из яиц, а не из слизней! Я поспешила оставить куколок в вечном покое. – А саму Тварь ты видел? Что она собой представляет? – Сам не видел, но у нас много легенд. Все, что угодно. Послушай, Роночка, ты же пифия, неужели ни разу – ни в будущем, ни в прошлом – ты не видела этих Тварей или их куколок? |