Онлайн книга «Охотник за смертью»
|
– Прямо сейчас, – подтвердила Ася, – с Виталием Макаровичем и дружинниками. Похоже, там действительно кто-то есть. В Поташках ничейная собака потерялась, черная… – Полкан, – вмешался Виталий Макарович, – ничейный-то он, ничейный, а вроде как здешний, при сельсовете. Вы бы про сатанистов не рассказали, мы бы, может, пару дней его и не хватились. А так я чё-то вспомнил: Полкашку-то с утра не видно. Ни под крыльцом, ни у лабаза. Магазин мы здесь так называем, – добавил он, – лабаз. А он же, Полкан, если не там, то здесь. У лабаза христарадничает, под крыльцом спит. – Где здесь можно умыться? – Маришка потерла глаза. – Ничего не соображаю. – Рукомойник вон туда, за дверь и по коридору в укуточке. – Ага, – она зевнула, прикрыв рот ладонью, – вы идите тогда, я умоюсь и догоню. – Рюкзаки мы здесь оставляем, – сообщила Ленка. – «Козлик» мой прямо у крыльца, – добавил Виталий Макарович, – там все поместимся. Словно подтверждая его слова, снаружи несколько раз длинно прогудел автомобиль. – Ну все, айда, – скомандовал председатель. Топоча и оживленно переговариваясь, девчонки двинулись к выходу. За ними, бочком, пролез в дверной проем Виталий Макарович. Здоровущий, все-таки, мужик. Не толстый, а могучий. Как тяжелоатлет на пенсии. Маришка проводила его взглядом и пошла умываться. Ей не хотелось ехать на Игошкин камень. Ей не хотелось разгонять сатанистов. Ей хотелось остаться одной. И снова заглянуть в старое зеркало. Она пару раз, без энтузиазма толкнула вверх сосочек примитивного рукомойника и заторопилась обратно в кабинет. Надо же куртку взять – холодно на улице. С улицы ворвался в коридор ночной ледяной ветер, и дверь в кабинет захлопнуло порывом сквозняка. Сразу стало темно. Оконце за спиной, в конце коридора, давало слабый, серенький свет, и в воцарившихся густых сумерках квадрат двери, очерченный желтым электрическим сиянием, показался готовым открыться порталом. Ох, какая фигня! И жуть какая. Может, ну ее, куртку? – Девочка… – услышала Маришка далекий, встревоженный оклик, – девочка, ты слышишь меня? Мам-ма… Ой, мамочки! Она ускорила шаг, решив, что куртку – на фиг, все на фиг, – скорее отсюда к людям! Но длинный коридор никак не кончался. – Девочка! – короткая пауза, потом тот же призыв на английском. – Ты слышишь меня?! И после короткого, похожего на ругательство словечка, снова на русском: – Рыжий, будь оно все неладно, они нашли живую кровь и идут на прорыв! Я выхожу. – Не вздумай! – рявкнул другой голос. Насколько первый был нежным и мелодичным, настолько же этот перекатывался близкими раскатами грома. – Кого они нашли? – Девчонок. Некрещеных. Их сейчас увезут на эйт трэйсе … – Пусть везут, – перебил второй. – Девчонок не спасти. А этим ты уйти не дашь. Хельг, ты сильнее их всех, даже с учетом кровавой жертвы. – М-майлухт [25] , Орнольф, ты… Последовавший за этим поток слов был непонятен, но полон экспрессии, позволявшей однозначно определить их как ругательства. Маришка уже забыла о том, что собиралась бежать. Разговаривали явно люди. И ругался человек. И речь шла о чем-то… блин, Чавдарова, опомнись, дура! Это тебе не шуточки, здесь все по-настоящему. – Я сказал, не смей! – вновь прогремел второй голос. – Вэгр булбох [26] … – уже спокойней ответил первый. – Я выхожу. Девчонок отобью, а эти пусть уходят. Потом поймаем… – Эй, – осторожно подала голос Маришка, даже сейчас опасаясь говорить громко. Мало ли людей слышат голоса – это еще ничего не значит. А вот когда начинаешь с этими голосами разговаривать, появляется повод задуматься о здоровье, – эй, парни, это вы о каких девчонках? То что услышала она в ответ, было сказано в унисон и квалифицировалось как ругательство в большинстве языков мира. – Какого ж, брийн асву [27] , ты не отвечала, когда я тебя звал, дура?! – этот голос безукоризненно красиво произносил даже явную нецензурщину. – Собирай подружек и бегите к шоссе! Минуете щит с названием, может, и спасетесь. Быстро! Быстро? За Маришкой, помимо прочих достоинств, водилось одно наиболее полезное: она никогда не боялась показаться дурой. И возможно поэтому не раз попадала в дурацкие ситуации. Однако сейчас… все было серьезно. Ей казалось, что все серьезно, но как объяснить это девчонкам? Что им объяснять?! Тем не менее она, не задавая лишних вопросов, бросилась к выходу. – Подожди… – резко бросил все тот же красивый голос. – Возьми это. Рядом с лицом засветилась тоненькая как нейлон серебряная ниточка. Один ее конец невесомо качнулся к ладони Маришки. Второй терялся в темноте. – Беги! И она побежала. Всем телом толкнула железную дверь, не чувствуя холода, выскочила на улицу. Здесь хватало людей, и света, и возбужденных голосов. Все было реально, все по-настоящему, если бы только не ночь, не пар изо рта, не странное для этого времени, для этого места общее оживление. Девчонки, слава аллаху, в машину еще не сели, курили неподалеку. Только некурящая Анька забралась в теплое нутро «козлика». – Ленка… – Маришка сделала пару шагов к подружкам, – Ася… девочки… Надо поговорить. С Анюткой тоже. – О чем еще разговаривать? – весело пробасил Виталий Макарович, незаметно подошедший сзади. – Вроде, все решили. У Маришки ноги подкосились. Чуть не упала. Дрожащими руками расстегнула чехол фотокамеры: – Договоримся, как снимать будем. У нас же не мыльницы, не автоматика, все вручную выставлять надо. А на месте не до того будет. Ленка пожала плечами, однако махнула рукой Аньке, вылезай, мол, и первой пошла к Маришке. Остальные потянулись за ней. И только Анька, дурища криворукая, возилась с дверцей «козлика», никак не могла понять, что там потянуть надо, чтобы открыть. – Девочки… – снова выдавила Маришка. Виталий Макарович топтался тут же, с интересом поглядывая на ее камеру. – Интересная техника, – заметил он в ответ на отчаянный Маришкин взгляд, – не наша, поди. – Ага, – пробормотала она, – тут все на английском. Ленка… – и заговорила на английском же, кое-как, от волнения позабыв грамматику и большую часть словарного запаса: – Ленка, надо бежать. Здесь опасно. Нас хотят убить. Я точно знаю. Надо бежать к шоссе. |