Онлайн книга «Бред сивого кобеля»
|
– Ой нет, не выкидывайте! – взмолилась Туся. – Отдайте мне бахрому! – Да тебе-то на кой? – удивилась Антоша. – Сейчас, что ли, модно? Туся объяснила, зачем ей бахрома. – Нет, пусть хоть бахрома на память останется… – огорченно проговорила Татьяна Реджинальдовна. – Ой, Ренальдовна, тебе-то на кой? Девке для дела надо, ну коли так охота на память оставить, так отрежь кусочек и любуйся, а остальное ей отдай! А кстати, хорошо бы все твое добро пересмотреть. Может, ей еще чего сгодится! Глядишь, и твое тряпье кому-то на пользу пойдет. А так чего лежит? В могилу с собой заберешь? Да и мне лишние хлопоты. Все равно Сергей Леонидович, как помрешь, в помойку выкинет. – Когда помру, тогда пусть… – упрямо заявила Татьяна Реджинальдовна. – Тогда все равно, а пока… – Ну и зря! Ладно, вы тут попейте чайку, а я пойду погляжу, не надо ли еще чего выкинуть. – Вот ей бы все выкинуть… А ты, Туся, свои костюмы не хранишь? – Откуда у меня костюмы? Сроду своих не было, а из театра никто не даст, да и зачем? Мне не надо. – Это потому, что ты свое театральное прошлое не ценишь, не любишь, а для меня в театре была вся жизнь. Больше театра я, наверное, только сына любила. Да и то не всегда. – А я – нет. Там столько зависти было, столько злобы… – Ну, милая моя, конечно, если у балерины не первого ранга – ты уж прости – вдруг в любовниках голливудская звезда оказывается… – А вы думаете, балеринам первого ранга гадостей не делают? – Почему же, делают… И все равно. Театр надо любить всем своим существом, тогда и он тебе взаимностью платит. – Да нет, театр взаимностью платит только очень талантливым, а у меня таланта как раз и не было… Так, способности да прилежание… – Ерунда! Ты же прекрасно училась, тебе большое будущее прочили… Куража у тебя не было, вот в чем беда. А без куража в театре делать нечего. Это мать твоя виновата, прости господи, нельзя о мертвых плохо говорить. Но это она вбила себе в башку, что ты должна стать балериной. Ну да ладно, чего уж теперь… ты вот что, если от мужа вздумаешь уйти, переселяйся ко мне. Я рада буду. С тобой веселее. И вспомнить прошлое можно, и жизни поучить. Или у тебя есть к кому уйти? У такой сексапилочки наверняка поклонников куча, я не права? – Нет, не правы. Я в последнее время что-то дома закопалась, нигде почти не бываю. Лешка как стал главным редактором, занят страшно, а куда я без него? Если и бываю где-то, то чаще всего с Ниночкой. – Твои отношения со свекровью – это что-то не совсем нормальное. Это почти извращение! – Да бог с вами, Татьяна Реджинальдовна! – засмеялась Туся. – Ниночка золотой человек. – Не знаю, не знаю. Но имей в виду, пока я жива, этот дом в твоем распоряжении. Можешь тут даже свои абажуры мастерить. В этот момент в дверях возникла Антоша, потрясая каким-то куском материи. – Ну что я говорила! Жучок завелся! Глянь, глянь, Ренальдовна, вона накидушка твоя из «Сильвы» во что превратилася? Труха одна. Скоро весь дом сгноим, все жучок пожрет… – Дай сюда! – потребовала хозяйка. – На, полюбуйся! На свет, на свет смотри! Накидка и впрямь была в плачевном состоянии. Татьяна Реджинальдовна картинно прижала ее к груди, и глаза ее налились слезами. Однако Туся была уверена, что старуха все сыграла. – А знаешь, что я в этой накидке пела? – Да знаем, знаем, про кусочек черта! – сварливо отозвалась Антоша. – Не кусочек, а частицу! Частица черта в нас заключена подчас… И сила женских чар родит в груди пожар… Ах, «Сильва», это был такой успех… А какой у меня был Эдвин однажды! К нам приезжал гастролер из Ленинграда. Забыла его фамилию, он рано умер… Трагическая судьба, но он был красив как бог! Ладно, выкинь эту тряпочку… «Сильву» я и так не забуду! – А если еще что найду, все тебе тащить? – Да нет, к чему… Говорят, вещи долговечнее человека, а я их пережила… – Так то вещи, а это тряпье театральное, мусор один, вон у меня пальто ратиновое еще с пятьдесят пятого года, ничего ему не делается! Туся еще посидела, поговорила со старухой, а потом собралась домой. – Так ты помни: если что – добро пожаловать! И не вздумай жильцов из квартиры турнуть, пусть живут и платят, а ты сюда… – Спасибо, спасибо вам, только я сама еще ничего не знаю. Они нежно обнялись и расцеловались на прощание. Потом Туся заглянула на кухню попрощаться с Антошей. – Ты у калитки сумку найдешь, с собой забери, я там тебе тряпочек набрала, авось пригодятся! – Каких тряпочек? – искренне не поняла Туся. – Да из сундуков-то. С отделками, сгодится тебе. – Но мне неудобно… – Чего неудобно? Все равно на помойку пойдет! Бери-бери! Сумка оказалась объемистой, но не тяжелой. В электричке Туся заглянула внутрь. Чего там только не было! И все же она пребывала в смущении. Хотя вполне разделяла точку зрения Антоши. С вокзала она взяла такси – тащиться с такой сумкой в метро не хотелось. Но въезжать во двор не стала. Противная тетка с первого этажа всякий раз, когда она приезжала на такси, считала своим долгом отчитать ее за расточительность. – Да пошли ты ее куда подальше! – советовал Алексей. Один раз она попробовала сказать, что это ее личное дело, но старуха только пуще развопилась. Так зачем портить нервы себе и ей, если сумка совсем не тяжелая. Она остановила такси у въезда во двор. И вдруг сердце учащенно забилось, ей померещилось, что в наступивших сумерках она видит у подъезда фигуру того мужчины… Незнакомца. Да нет, ерунда, никого там нет. Она постояла, переводя дух, заглянула во двор. Никого. Глянула на свои окна – темно. Хорошо, подумала она. По крайней мере не надо «держать лицо». Как я от этого устала… Я, наверное, больше не могу… Вставать всегда раньше мужа, чтобы он не увидел меня не в форме. Я не хочу больше. Не могу просто… Устала… Это превратилось в докучную обязанность… Казалось бы, вошло в привычку, стало второй натурой, а вот поди ж ты… Устала. Она медленно побрела к подъезду. – Туся! – тихо позвал ее чей-то голос. Она вздрогнула, обернулась. – Вы? – ахнула она. – Я. Я не хотел, но это оказалось сильнее меня… – хрипло проговорил он. – Что? Что сильнее? – Желание увидеть тебя. Я не вовремя? Тогда скажи, где и когда? Она плохо видела его лицо, перед глазами стоял туман, но отчетливо различала его запах, и от этого кружилась голова и подгибались колени. Он взял у нее из рук сумку. – О, с виду такая здоровенная, а легкая… Туся… Ты не спешишь? |