Книга Свидетели живут недолго, страница 20 – Наталья Александрова

– Кто здесь?

– Свои, свои. Милиция родная, открывай, дядя.

– А у нас все в порядке.

– Черников Борис Леонидович здесь проживает?

– Так вы к Борьке? Да он спит, весь в ступоре.

Участковый вышел вперед:

– Давай, Степаныч, открывай, людей не задерживай, они по делу.

– Да они всегда по делу, милиция в гости не ходит.

Пока они стояли на площадке и препирались с недоверчивым Степанычем, Вячеслав заметил клопа, который вылез из-за продранной обивки на двери и пополз по своим делам.

– Что же у них в квартире-то творится, если даже клопы из дому бегут? – спросил он с удивлением, на что участковый многообещающе хмыкнул.

Степаныч открыл дверь, и они вошли в стенной шкаф, потому что прихожей назвать это при всем желании было нельзя.

– Тут ступеньки, – предупредил Степаныч, но участковый уже споткнулся.

Поднявшись на четыре ступеньки вверх, они попали прямо в кухню. Обычная коммунальная кухня, шесть столов по стенам, затесавшийся среди них чейто робкий холодильник, закопченные стены, а на потолок лучше вообще не смотреть.

– К Борьке в самый конец! – Степаныч скрылся в дебрях квартиры.

Из кухни по коридору в полутьме, где что-то шуршало по углам, прошли до последней двери. Воняло так, что даже видавшие виды милиционеры зажимали носы. Дверь оказалась запертой, на стук никто не отзывался.

– Ай, да пошли они все! Ломай дверь на фиг! – распорядился потерявший терпение Костин.

Комната против ожидания оказалась довольно просторной, даже какая-то мало-мальски приличная мебель стояла, но перегаром несло жутко. Вячеслав поднял глаза и вдруг заметил на темном потолке какие-то узоры, которые оказались цветами, а вон и ангелочки летают, а в правом углу отчетливо просматривались две пухлые женские ноги нежно-розового цвета.

– Что смотришь? – усмехнулся участковый. – Это у них плафон на потолке, все расписано было, еще до революции. Здесь раньше зала была большая, которую на несколько частей поделили. Там тетка голая на потолке. Борьке ноги достались, а все остальное у соседей в другой квартире.

– Так это они что, с самой революции потолок не белили?

– А чего ж такую красоту замазывать? Тут раньше Борькина мать жила, комнату аккуратно содержала, а потом все ему оставила и к дочери переехала.

Милиционеры осмотрели комнату. На диване что-то спало. Участковый потряс это, оно оказалось лохматым мужиком неопределенного возраста. На все тычки и пинки Борька никак не реагировал, только рычал, как детский плюшевый медведь.

– Ничего у вас не выйдет, теперь он так до завтрашнего вечера будет, – сказал появившийся в дверях Степаныч.

– Часто он так?

– Да примерно сутки через трое. Сегодня с полдня напился, завтра к вечеру встанет, пойдет искать, где бы похмелиться, потом два дня нормальный, работает, а потом опять все по новой.

– А где работает?

– А на рынке где-то при ларьках, чистит там, грузит.

Костин что-то подсчитал.

– А в понедельник, значит, у него не запойный день был?

– Выходит, нет. А где он в понедельник был, меня не спрашивайте, но ходил куда-то – это точно, дома его не было.

– Ладно, хватайте его, ребята, пусть он у нас в камере проспится, завтра допросим.

Они пронесли бесчувственного Борьку через коридор, потом через кухню, где на плите тараканы готовились встречать Рождество, на улице погрузили в машину и отвезли в отделение.

В пятницу с утра на Надежду налетела запыхавшаяся Светка.

– Ой, Надежда Николаевна, листочек такой тут у вас на столе был, вы его никуда не переложили?

– Да нет, а тебе-то он зачем?

– Да я на нем вчера записала табельные номера новые, из отдела кадров звонили, а он куда-то делся.

Тумбочка, где находился телефон, стояла вплотную к Надеждиному столу, и сотрудники часто хватали то карандаш, то листок бумаги, когда надо было что-то срочно записать.

– А когда это было-то?

– Да днем, когда у нас пол мыли. Я записала, а потом уборщица на меня заругалась, что я топчу, я его к вам на стол бросила и ушла. А потом забыла про это совсем, а сейчас ходила в отдел кадров больничные относить, они говорят, что все уже новую ведомость составили и сдали. Одни мы, как всегда, в хвосте.

– За тумбочкой посмотри.

– Да смотрела уже, отодвигала даже, нет его, пойду к Миле, может, у нее сведения есть.

«Так, – подумала Надежда, – теперь известно, кто взял листок с записанными фамилиями, но неизвестно, куда он потом делся. Может быть, уборщица вымела? Будем надеяться, что никто посторонний его не прочитал, а впредь надо быть осторожнее».

Валя Голубев подошел, присел на край стола.

– Жора Чапыгин вчера звонил, спрашивал, как дела. Что ему посоветовать?

– Да не до Жоры нам сейчас, пусть пока подождет. Мне вчера, между прочим, от мужа попало. Обижается, что мы скрываем что-то, боится, что я на тебя плохо влияю.

– Как это?

– Что я тебе голову заморочила, ты у меня на поводу идешь, а на самом деле все это туфта.

– Четыре покойника – туфта?

– Вот-вот, а он говорит, что это трагическое совпадение.

– Это потому, что он подробностей не знает.

– Вот поэтому я тебя сегодня везу к нам домой, чтобы ты сам ему все рассказал, а на ужин будет лазанья.

– А что это такое?

– Серость! Итальянское блюдо, там грибы, помидоры, сыр, все слоями – в общем, подробности тебе знать не обязательно. Поедешь?

– Конечно, поеду, хоть поем нормально.

– Ну уж, ты на жену-то не клевещи, она хорошо готовит, я знаю.

Валя вздохнул:

– Готовит-то она хорошо, а только ты представляешь, что такое, когда в доме два обормота, одному – двадцать, другому – шестнадцать? И главное, они ведь все время дома сидят за компьютером. Старший подрабатывает, а младший всерьез готовится хакером стать. Маринка все вечера готовит, а на следующий день приходим с работы – холодильник пустой. Жена как говорит? Вот поставь на стол ведро и скажи, что можно съесть, – и они все сметут, не поперхнутся. Так что я когда с работы попозже прихожу, то мне уже одни остатки.

– Бедный, ну я тебе двойную порцию приготовлю.

– Ну ладно, я побежал, там Владлен психует.

– А кофе не будешь пить?