Книга Хроника времен Карла IX, страница 33 – Проспер Мериме

— А в чем я должен поклясться? — прервал он ее со смехом.

— Вы поклянетесь, что никогда не будете стараться узнать, кто эта дама, которая сейчас придет сюда.

— Условия жестоки.

— Решайте. Клянитесь, или я вас выведу обратно на улицу.

— Хорошо, даю вам слово — оно стоит смешных клятв, которых вы от меня требовали.

— Вот это хорошо! Ждите терпеливо, ешьте, пейте, если есть желание, сейчас вы увидите испанскую даму.

Она взяла свою накидку и вышла, дважды повернув ключ в замке.

Мержи опустился в кресло. Сердце билось неистово; ощущение было крайне сильным, почти такого же порядка, как то, что он испытывал несколько дней назад на Пре-о-Клер, в минуту встречи с противником.

В доме царила глубокая тишина; прошло мучительных четверть часа, во время которых воображение ему рисовало то Венеру, выходящую из обивки комнаты и бросающуюся ему в объятия, то графиню де Тюржи в охотничьем костюме, то принцессу королевской крови, то шайку убийц, то — и это была самая ужасная мысль — влюбленную старуху.

Ни малейший шум не извещал, чтобы кто-нибудь входил в дом, как вдруг ключ быстро повернулся в замке, дверь открылась и сейчас же закрылась, будто сама собой, и женщина в маске вошла в комнату.

Она была стройна и высокого роста. Очень узкое в талии платье подчеркивало изящество ее фигуры, но ни по крохотной ножке, обутой в белые бархатные туфли, ни по маленькой ручке, к несчастью покрытой вышитой перчаткой, нельзя было точно определить возраст незнакомки. Что-то неуловимое, может быть, магнетическое излучение или, если хотите, предчувствие заставляло думать, что ей не больше лет двадцати пяти. Наряд у нее был богат, элегантен и прост в одно и то же время.

Мержи тотчас же встал и опустился перед ней на одно колено. Дама сделала шаг к нему и произнесла нежным голосом:

— Dios os guarde, caballero. Sea V. M. el bien venido [27] .

Мержи сделал движение, словно удивившись.

— Habla V. M. Español? [28]

По-испански Мержи не говорил и даже с трудом понимал этот язык.

Дама, по-видимому, смутилась. Она позволила довести себя до кресла и села в него, пригласив знаком Мержи занять другое. Тогда она начала разговор по-французски, но с иностранным акцентом, который то был очень заметен и как бы утрирован, то совсем пропадал.

— Сударь, ваша отвага заставила меня забыть о сдержанности, присущей нашему полу; я хотела видеть совершенного кавалера и нахожу его таким, каким живописует его молва.

Мержи покраснел и поклонился.

— Хватит ли у вас жестокости, сударыня, все время сохранять на лице эту маску, которая, подобно завистливому облаку, скрывает от меня лучи солнца? — Он вычитал эту фразу в какой-то переведенной с испанского книге.

— Господин кавалер, если я останусь довольна вашей скромностью, вы не раз увидите меня с непокрытым лицом, но на сегодня ограничьтесь удовольствием беседовать со мной.

— Ах, сударыня, как бы велико ни было это удовольствие, но оно заставляет меня только еще сильнее желать видеть вас!

Он опустился на колени и, казалось, собирался снять с нее маску.

— Росо а росо [29] , сеньор француз, вы слишком проворны. Сядьте на прежнее место, а то я сейчас же вас покину. Если бы вы знали, кто я и чем рискую, назначая вам свидание, вы бы удовлетворились той честью, что я вам оказываю, придя сюда.

— Право, мне голос ваш кажется знакомым.

— А между тем вы слышите меня впервые. Скажите мне, способны ли вы полюбить и быть верным женщине, которая бы вас полюбила?

— Около вас я уже чувствую…

— Вы меня никогда не видели, — значит, вы меня не любите. Разве вам известно, хороша ли я или безобразна?

— Я уверен, что вы очаровательны.

Незнакомка отняла свою руку, которою он уже завладел, и поднесла ее к маске, как будто собиралась ее снять.

— Что бы вы сделали, если бы сейчас перед собой увидели пятидесятилетнюю женщину, безобразную до ужаса?

— Это невозможно!

— В пятьдесят лет еще влюбляются. — Она вздохнула, и молодой человек задрожал.

— Эта изящная фигура, эта ручка, которую вы тщетно стараетесь у меня вырвать, — все мне доказывает вашу молодость.

В этой фразе было больше любезности, чем убежденности.

— Увы!

Мержи начал испытывать некоторое беспокойство.

— Вам, мужчинам, любви недостаточно. Вам нужна еще красота. — Она опять вздохнула.

— Позвольте мне, прошу вас, снять эту маску…

— Нет, нет! — И она с живостью его оттолкнула. — Вспомните о своем обещании. — Затем она прибавила более веселым тоном: — Мне приятно видеть вас у моих ног, а если, случайно, я оказалась бы не молодой и не красивой… с вашей точки зрения по крайней мере, — может быть, вы оставили бы меня в одиночестве.

— Покажите по крайней мере эту маленькую ручку.

Она сняла раздушенную перчатку и протянула ему белоснежную ручку.

— Мне знакома эта рука! — воскликнул он. — Другой такой прекрасной нет в Париже!

— Правда? И чья же эта рука?

— Одной… графини.

— Какой графини?

— Графини де Тюржи.

— А… знаю, что вы хотите сказать! Да, у Тюржи красивые руки благодаря миндальным притираньям ее парикмахера. Но я горжусь тем, что у меня руки мягче, чем у нее.

Все это было произнесено самым естественным тоном, и у Мержи, которому показалось, что он узнал голос прекрасной графини, закралось некоторое сомнение, и он почти готов был отбросить эту мысль.

«Две вместо одной! — подумал он. — Что ж, значит, мне покровительствуют феи». Он старался отыскать на этой прекрасной руке знак от перстня, который заметил у Тюржи, но на этих круглых, превосходно сформированных пальцах не было ни малейшего следа хотя бы легкого нажима.

— Тюржи! — воскликнула незнакомка со смехом. — Право, я вам очень обязана за то, что вы меня принимаете за Тюржи. Благодарение Создателю, кажется, я стою несколько большего!

— Клянусь честью, графиня — прекраснейшая женщина из всех, что я видел до сих пор!

— Значит, вы влюблены в нее? — спросила она с живостью.

— Может быть; но снимите, прошу вас, вашу маску и дайте мне увидеть женщину более прекрасную, чем Тюржи.

— Когда я удостоверюсь, что вы меня любите, тогда вы увидите меня с открытым лицом.