
Онлайн книга «Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы»
— И ваш Рюти — тоже дерьмо! — осмелел перед смертью дезертир, и Пеккала снова подлил ему самогонки. — А вы почему же мало едите? — спросил он Кайсу. — Спасибо. Я очень устала. — Надо есть… Дезертир подсунул к ней свою миску. — Еще, — приказал он. Кайса положила ему еще картошки, облила ее сметаной. — На здоровье, — сказала она. — Покойники всегда здоровы, — ответил солдат, и Пеккала засмеялся: — Ну и дубина же ты, парень!.. После еды дезертир присел на лавку, его разморило от избяного тепла и сытости. Откинув голову к стене, он задремал, всхлипывая как-то по-детски — обиженно и жалобно. Кайса в нерешительности составила грязные миски одна на другую, смахнула с клеенки крошки. — Может, мне все-таки уйти? — спросила она. Пеккала, надев очки, укладывал в брезентовый офицерский портфель какие-то бумаги. — Не дурите, — почти грубо ответил он. — Куда вы можете уйти? Такой страшный мороз… Оставайтесь здесь, я вернусь вечером, и мы обо всем поговорим. Вы умеете печатать на машинке? — Да. — Ну и хорошо. Я думаю, что вам здесь будет неплохо. Останетесь работать в районной канцелярии. Полковник стал одеваться. Опустив верха кепи, он надвинул его на уши. Хозяйка принесла свежего сена, и начальник района набил его в свои старенькие пьексы. — Не замерзнете? — спросила Кайса. — Нет. У меня в санях еще лежит шуба… Пеккала растолкал заснувшего дезертира: — Эй, парень! Уже пора… Натянув под шинель куртку, подбитую беличьими хвостами, полковник вставил в пистолет свежую обойму, дослал в канал ствола патрон и сдвинул предохранитель. «Лесной гвардеец» медленно побледнел и вдруг заплакал — заплакал навзрыд, сотрясаясь плечами и закрыв лицо ладонями. На его серых от грязи руках Кайса заметила татуировку: «ВЕЛИКАЯ СУОМИ», и под надписью плавал черный лебедь Туонеллы… — Иди, иди! — прикрикнул Пеккала. — Все вы плачете! Пропустив впереди себя дезертира, он задержался перед женщиной: — Вы, надеюсь, обождете меня?.. На улице стоял трескучий, лютый мороз. Дезертир уже сидел в санях, продолжая плакать. На снегу валялась его шапка, и конвоир, подняв ее, сказал: — Надень! — Плевать, — ответил дезертир. — Надевай, коли говорят, — подошел Пеккала, садясь рядом с лопарем-возницей. — Надевай, дурак, а то уши потеряешь сразу! Лошадь, взлягивая ногами рыхлый снег, пошла ходкой рысью. За поселком побежали мимо саней неласковые пейзажи — снежные холмы, синева далеких лесов, плоские кругляши замерзших озер. У кордона возница остановил лошадь и пальцем выковырял у нее из ноздрей сосульки. — Беда прямо, — сказал лопарь, растирая себе щеки. — Проедем Катилласелькя — там остановишься, — повелел ему полковник, и дезертир все понял. — Значит… там? — спросил он, дернувшись. Пеккала перехватил его за полу шинели, рука его залезла в карман беличьей куртки. — Хилья, хилья! — угрожающе прошипел он. — Ты, смотри мне, не рыпайся тут, капуста вшивая! Проехали Катилласелькя, за поворотом начинался дремучий лес, на опушке купались в снегу веселые рябчики. Еще раз остановил лопарь свою лошадь, полез ей в ноздри пальцем. — Здесь? — спросил он. — Иди вперед, — показал Пеккала дезертиру в сторону лесной чащобы. Тот сошел с дороги и сразу же по пояс провалился в сугроб. Полковник тронулся за ним, выдергивая ноги из вязких и глубоких следов-воронок. Деревья уже сомкнулись за их спинами — мрачные дебри шумели на ветру тонкими верхушками елей. — Ну, чего встал! — крикнул Пеккала. — Иди дальше… Дезертир уже не плакал — он дико и люто матерился: — Сволочи… гроб ваш… передавить всех! Начальник района остановил его и выстрелил в снег. — Хватит, — сказал он. — Слушай теперь меня. Ты пойдешь сейчас все время прямо и прямо… Понял? — Зачем? — спросил солдат. — Там ты увидишь вышку лесничества. От нее сверни влево и топай вдоль ручья, пока не наткнешься на времянку. Ты постучи в дверь три раза, и тебе там откроют… — Кто откроет? — Твои братья. Вшивая гвардия. Пар от человеческого дыхания смерзался в воздухе, и над головами двух разговаривающих людей висло сверкающее облачко изморози. Пеккала подул себе на пальцы, достал пачку сигарет. Отсыпав несколько сигарет из пачки, он протянул их дезертиру: — На дорогу… Зажигалка есть? — Подарил конвоиру. Я ведь думал… — Держи спички, — сказал Пеккала и сурово добавил: — Передай «лесным гвардейцам», чтобы они, сволочи, не мешали мне быть начальником района. Чтобы они, собаки, сидели там тихо и не ползали по деревням. Иначе — буду ловить и ставить к стенке! Понял? Дезертир порылся в своих лохмотьях, вытянул наружу золотой медальон. — Для бабы, херра эверстилуутнанти, — сказал он, просияв счастливой улыбкой. — Это русское золото… Очень прошу вас — возьмите! Пеккала спрятал пистолет, обозлился: — Ты — дурак! Тебе повезло: ты уже избавился от всего и останешься жить. А я, что бы ни случилось, я по-прежнему останусь делить судьбу своей армии! И таким, как я, останется одно — погибнуть! Забери это поганое золото… Возница встретил полковника словами: — В лесу там стреляли! — Это я стрелял, — ответил Пеккала… В сизой морозной дымке тянулась дорога к фронту — там ждали полковника важные дела. — Белая! — крикнул солдат, и ракета с шипением взмыла в небо, а навстречу ей с другого конца деревни выплыла, разбрызгивая искры, еще одна белая ракета. — Зеленая! — крикнул солдат, и две зеленые ракеты снова, прочертив две красивые дымящиеся дуги, описали в небе законченные эллипсы. — Я не думал, что москали пойдут на переговоры, — сказал переводчик-шюцкоровец. Юсси Пеккала скинул шубу и остался в одной шинели. Верха кепи он загнул, и его маленькие приплюснутые уши сразу запылали на морозе. — Переводчика не нужно, — заявил полковник. — Я пойду один. Дайте мне белый флаг… Помахивая белым флагом, он не спеша тронулся вдоль деревенской улицы. Было удивительно безлюдно, даже не слышался лай собак. Половина деревни была финской, другая половина — русской. Черная тряпка полоскалась над крышей дома старосты, — жители деревни перемерли все до одного от какой-то эпидемической болезни, занесенной войной в эти края, и теперь надо было что-то решать. |