
Онлайн книга «Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана»
— Артем, ты сидишь ближе, открой окно — духота! Ирина Павловна шепотом журила простака мужа: — Никакого уважения к жениху, ты совсем не понимаешь, что делаешь. Поставь стопку, не держи ее в руке!.. Прохор Николаевич только улыбался в ответ: — Так ведь он свой парень, подумаешь: окно попросил открыть. А стопку поставлю, все равно пустая… Боцман Чугунов, часто поправляя усы надушенным платком, налегал на закуску, но пил мало — в море скоро. И за командиром своим следил: — Товарищ старший лейтенант, вам бы это… того, хватит, как бы сказать. Вахтанг смеялся: — Я, старшина, кавказец и сам не люблю пьяных. Платов, обхватив голову широкими ладонями, присматривался к тому, как разнообразно вели себя люди, и по его улыбке было видно, что он отдыхает среди этого свадебного гомона, беспорядочных тостов и требовательных выкриков «горько!». Отдыхает от качающейся доски, по которой бегал ежедневно над бурлящей в пропасти рекой; отдыхает от учебных стрельб и гранатометания, от головокружительной высоты скал, по которым взбирался, как альпинист, с полной выкладкой бойца за плечами, — от всего того, что ему приходилось делать, готовясь к боям в Заполярье. Среди шумных гостей торжественно притихшие жених и невеста казались даже малозаметными, и взоры гостей обращались к молодым только тогда, когда Бекетов провозглашал очередной тост за благополучие нового семейного очага. Тогда гости наперебой кричали «горько», чокались через стол друг с другом, и Варенька снова целовалась с Артемом, который под общий шумок говорил девушке: — Да ты не смущайся, ведь они знают, что не будь их — мы бы все равно целовались… И вдруг, совсем неожиданно, кто-то настойчиво постучал в дверь с лестницы. Варенька слегка побледнела, опустила рюмку с вином. Платов пошел открывать дверь, а Пеклеванный сказал: — Интересно, кто бы это мог быть? — Это… Мордвинов, — ответила Варенька, — я пригласила его тоже… Но вошел не Мордвинов, а рассыльный матрос. Остановившись в дверях и положив бескозырку на сгиб локтя, так что все видели на его ленточке надпись: «Северный флот», он отчетливо произнес: — Капитан третьего ранга Бекетов! — Есть, — ответил командир «Летучего», привычным жестом застегивая крючки на воротнике кителя. — Вам, — и матрос протянул конверт. Бекетов быстро прочел записку, оглядел своих офицеров: — Товарищи, на миноносец! А вам, лейтенант Пеклеванный, я разрешаю прибыть на борт через полчаса. Извините… И все ушли, оставив их вдвоем. Артем снял с руки часы, положил их перед собой среди недопитых рюмок и сказал: — Посиди со мной, Варенька… Она села, доверчиво прижалась к нему. — Ну вот, — сказала, — а мне Кульбицкий дал целых два дня. Помолчали. — Мордвинов так и не пришел, — вдруг вспомнил Пеклеванный. — Странный он… — Да, странный, — согласилась Варенька и перевернула часы циферблатом вниз. — Я не могу так, — сказала она, — стрелки бегут очень быстро!.. Когда они вышли на улицу, с залива тянуло холодом. — Завтра, наверное, выпадет снег, — сказал Артем. — И ты уже будешь далеко!.. — Море большое, Варенька. — Большое, Артем. — Ты проводишь меня до пирса? — Конечно… Раскачивались у пирсов строгие, закованные в серый металл корабли; стылая вода жадно облизывала их борта, ветер доносил запахи машинного масла. В эту ночь они казались Вареньке почему-то живыми существами, и она даже ощутила то родное, знакомое по «Аскольду», тепло, которое исходило от них. Вздохнула. — О чем ты? — спросил Артем. — Да так… Они сейчас расстанутся, может быть, надолго, но все равно для Вареньки сейчас нет никого ближе вот этого человека, который встал из-за свадебного стола, чтобы уйти в промозглую океанскую ночь. — Смотри, уже отдают носовые швартовы, — сказал Артем. — Ну, прощай, я побегу! Она поцеловала его на виду часовых, впервые, как жена, и ответила: — Прощай!.. Потом долго смотрела, как эсминец вышел на середину гавани, развернулся и плавно погрузился в черноту каменного коридора, который вел на выход в открытый океан. — Здесь долго стоять нельзя, — подошел к ней вахтенный с соседнего тральщика. — Я иду, — сказала Варенька и продолжала стоять… Она уже приближалась к дому, когда путь ей преградила колонна курсантов, на рукавах которых тускло поблескивали якоря морской пехоты. Курсанты, видно, возвращались с учения в прибрежных скалах и сейчас шли усталым мерным шагом — земля глухо вздрагивала под ними. Они проходили мимо, взвод за взводом, смотря на мир из-под низко опущенных касок, все молодые и все суровые. Высокие сапоги с альпийскими шипами, перепоясанные ватники, ладони рук покоятся на стволах автоматов. И в одном из них, шагавшем с краю, Варенька узнала Мордвинова. — Яша! — она даже пробежала несколько шагов. — Яша!.. Он ничего не ответил, даже не повернул головы в ее сторону. Он только снял с автомата одну руку, что-то достал из кармана, и когда колонна курсантов прошла, на дороге остался лежать клочок бумаги. Варенька подобрала, развернула: это было ее письмо, в котором она приглашала его на свадьбу. Эвакуация В ночь на 15 сентября к коменданту финских войск, размещенных на острове Суурсаари, явился гитлеровский офицер с требованием передать остров германским войскам. Намерения немцев, желавших заполучить остров, воспользовавшись шатким положением Финляндии, были ясны. Председатель финской делегации, прибывшей в Москву для ведения переговоров, г-н Хаксель лежал в бреду с тяжелым кровоизлиянием в мозг, вверив свое здоровье советским врачам, — переговоры, таким образом, затягивались, тем более что министр иностранных дел Финляндии г-н К. Энкель еще не прибыл в Москву. И финский командант Суурсаари отверг грубое требование гитлеровского командования, указав на то, что страна Суоми из войны с Россией, слава всевышнему, вышла и порвала всякие отношения с Германией. Тогда немецкие корабли блокировали остров и открыли огонь по своим бывшим союзникам. Финские солдаты, еще не успев насытиться долгожданным перемирием, пошли в штыки и сбросили в море несколько немецких десантов. Как бы в отместку, в госпиталях Печенги в эту ночь были отравлены все раненые финские солдаты. Пауль Нишец вместе со всем взводом под командованием лейтенанта Вальдера был послан хоронить умерщвленных. Вытаскивая из палат и складывая на носилки судорожно сведенные полуголые трупы, ефрейтор думал: |