Онлайн книга «Барбаросса»
|
Дедушка Ефим Иванович поддержал Чуянова: – Алексей-то правду сказывает. На него же люди смотрят: сбежал аль сидит? Вот и крепись, а не хнычь… Сама знала, за кого замуж выходила. У них, партейных, своего винта нет – оне сверху крутятся, как окаянные… Если выдавались спокойные ночи, сталинградцы из окон своих квартир видели далекое зарево – это полыхала степь, в огне сражений сгорали на корню массивы переспелой ржи и пшеницы. Надрывно, почти истошно перекликались меж собой маневровые «кукушки» на станциях Качалино, Паншино, Котлубань – сталинградский узел уже задыхался в страшном и тесном тупике, из которого, казалось, не выдернуть ни одного вагона и не найти места для вагона прибывшего. А вокруг города, ограждая его от наседающих армий Гота и Паулюса, протянулась на 800 километров извилистая и постоянно колеблющаяся линия фронта – в разрывах и проломах, уже рваная… В эти дни Еременко вызвал к себе саперов, их в Сталинграде возглавлял инженер-генерал В. Ф. Шестаков. – Без моста задохнемся… Вспомните, как наш замечательный советский классик Алексей Толстой в своем гениальном романе «Хлеб» описал скорое строительство моста через Дон нашим легендарным маршалом Ворошиловым. – Так это в романах, – отвечали саперы, – легко было писать Толстому, а ты попробуй-ка сделай… У нас тут не Дон, а Волга-матушка, и мы тоже не товарищи Ворошиловы. Строить наплавной мост решили возле Тракторного завода (СТЗ), и Шестаков сказал, что будут поторапливаться, ибо железная дорога от узловой станции Поворино уже доживает последние дни: не сегодня, так завтра немцы могут ее перерезать. – Будем спешить, – скромно обещал генерал Шестаков… Наводить мост решили от набережной, чтобы через острова Зайцевский и Спорный он вывел к Ахтубе, где густо дозревали вишневые сады. А дальше уже тянулись нелюдимые степи Заволжья, в пустынное небытие шагали ряды телеграфных столбов, звенящих струнами проводов, и на каждом столбе сидели хищные коршуны, зорко высматривая добычу. * * * Примерно за день до назначения А. И. Еременко в Сталинграде случилось нечто из области не научной, но административной фантастики, явление до сих пор необъяснимое. В тупике железнодорожных путей, где скопились вагоны с различным сырьем для металлобазы Вторчермета, грузчики наткнулись на запломбированный вагон, который охранял солдат с винтовкой. Естественно, работяги удивились: – Чего у тебя там в вагоне? Медь, чугун? – Железяки всякие. – Так чего хлам охранять-то? – Так велено. – Ну, валяй отсель, – сказали грузчики. – Да проспись. На тебе лица нет. А мы твой вагон под разгрузку ставим. – Хрена с два, – отвечал стойкий часовой. – Мне приказано никого не подпущать, а ежели кто полезет – стрелять. – Не дури! Вот и квитанция у нас на разгрузку. – Отойди по-хорошему, – кричал солдат, щелкая затвором винтовки. – Иначе, ей-ей, пальну – не возрадуетесь. – Псих ты, что ли? Совсем очумел? – Говорю – отойди. Иначе всех перестреляю… С базы Вторчермета звонили в обком, просили вмешаться, а Чуянов поднял на ноги НКВД, наказав Воронину разобраться с этим вагоном. Воронин, ныряя под составами, забившими станционные пути, долго ползал в неразберихе путей, наконец вышел на грузчиков, которые в сторонке покуривали. – Эвон, – показали они ему, – вагон под пломбами. На базе ждут, чтобы пустить металлолом в переплавку, а энтот молокосос обрадовался, что «винтарь» доверили, – не подпущает. Воронин сунулся было на площадку вагона, чтобы одним махом обезоружить солдата, но тут же кувырком полетел под насыпь от удара прикладом и окрика: «Стой! Стрелять буду!..» Отошел подальше, отряхнул галифе, матюгнулся и стал думу думать – как бы ему разоружить бойца, чересчур усердного, чтобы он с винтовкой расстался. Как представитель могучей организации НКВД, Воронин, конечно, начал с лирики: – Эй, товарищ боец, благодарю за верную службу! – Служу Советскому Союзу, – последовал четкий ответ. – А какой день ты не жрамши? – ласково спросил Воронин. – Кажись, пятый. Забыл, когда ел. – Небось и пос… хочешь? – ласково спросил Воронин. – Прижимает. Да боевой пост не оставишь. Воронин продумал свое поведение, издали спрашивая: – Эй, хочешь, я тебя арестую? – Зачем? – удивился часовой. – А… просто так. Больно уж ты мне понравился. Я ведь тебе не хрен собачий, а НКВД… что хочу, то и делаю. Могу хоть здесь ордер на арест выписать и припаяю «врага народа». – За што? – еще больше удивился боец. – У нас не спрашивают – за что? Значит, так надо. Лучше бросай винтовку да пойдем со мною. Хватит трепаться. Я тебя в нужник сведу и даже кормить стану… Идет? Все-таки уговорил. Боец сдал винтовку, свой пост, Воронин отправил его с запиской в комендатуру города, куда и сам позвонил, чтобы там его накормили и дали парню выспаться. Потом свистнул, подзывая бригаду грузчиков: – Эй, ребята! Срывай пломбы… Сорвали. Дверь теплушки с грохотом откатилась в сторону, Воронин глянул внутрь вагона и… обомлел. – Никому ни слова, – предупредил грузчиков. Сразу пришел в диспетчерскую, всех из комнаты выгнал, чтобы не подслушали, позвонил Чуянову: – Держись крепче на чем сидишь, – сказал он. – Вагон взяли с утильсырьем? – Взяли и открыли. – А что в нем? – спросил Чуянов. – Золото. – В уме ли ты? Может, бронзу с золотом перепутал?.. – Нет. Полный вагон золота… в слитках. – Так откуда он взялся, этот вагон? – Теперь не узнаешь. Никаких документов. Кажется, едет вагон давно, а откуда – неизвестно. Скорее всего его для маскировки запихнули в эшелон с металлоломом… Как быть? Еще бы немного – и поставили под разгрузку. Уж, наверное, каждый грузчик по слитку бы в зубах домой унес… Как быть? Чуянов позвонил в Москву, в Госбанк СССР. – Скажите, пожалуйста, – нарочито умильно начал он, – у вас, случайно, никогда не пропадал вагон с золотом? – Как вы могли подумать! – отвечали из Москвы. – Мы здесь каждую народную копейку бережем, а вы… вагон с золотом? – А все-таки, – продолжал Чуянов, – как вы отнесетесь к тому, что я подарю вашему банку вагон с золотом? – Перестаньте хулиганить! – отвечали ему… Вечером позвонил из Госбанка какой-то товарищ, судя по апломбу голоса, ответственный и авторитетный: |