Онлайн книга «Из тупика»
|
Матрос Митька Кудинов сидел на транцевой доске, командуя: — А-а-а… рвок! А-а-а… рвок! Левая — потабань… Пулеметная очередь сбросила его с транца в воду. Загребной Власьев успел перехватить дружка рукою; мокрого и мертвого матроса втащили обратно в шестерку. Разворот под веером пуль, и теперь на руле сидел Власьев. — А-а-а.. рррвок! А-а-а… рррвок! Навались… …Матрос Кудинов, совсем еще молодой, лежал на железном палубном настиле, и мокрые бакенбарды, отращенные от полярной тоски, казались такими несуразными на его лице, ставшем вдруг строгим, словно он заступил в караул. Из кают-компании сбежались офицеры, недавно прибывшие на крейсер. Они еще не освоились с обстановкой рейда и, глядя на убитого, растерянно озирали союзную эскадру, говоря: — Неужели это сделали англичане? Господа, неужели наши добрые союзники могли решиться на такое вероломство?.. Команда: — Во фронт! — И все развернулись лицами внутрь корабля. Четкими шагами стремительно направлялся и спардеку кавторанг Зилотти. Остановился над убитым. Долго крестил себя. И — прямо в толпу матросов: — С некоторых пор, — сказал громко, — сыны гордого Альбиона стали представлять себе русский народ вроде какого-то дикого племени! Им кажется (повернулся кавторанг к офицерам из Гельсингфорса), что мы, избегая большевизма, будем счастливы прибегнуть под защиту британской колонизации. Они ошибаются! Я еще раз повторяю всем (снова к матросам): они ошибаются! Двенадцать пулеметов сразу открыли огонь по крейсеру. Очереди хлестали над палубой, сpeзaя такелаж, туго обтянутый, и тросы лопались со свистом — концы их стегали броню корабля. — По местам! — раздался призыв. — Стойте. — задержал команду Зилотти. — Разве вы не видите, что мы давно под прицелом? Смотрите: с «Адмирала Ооб» — четыре трубы с торпедами… Повернитесь: «Глория» — четыре по восемь дюймов… Наводка по нашему борту! — Надел фуражку и приказал: — Катер — под трап! Я пойду на «Глорию» сам… Катер домчал его до флагманского крейсера англичан. Очевидно, через сильные чечевицы британцы разглядели офицера, и стрельбы не было. Катер оттолкнули от борта, не приняв от него швартового шкентеля, но фалрепные юнги услужливо переняли на адмиральский трап кавторанга. Зилотти настойчиво объявил вахте: — Мне необходимо видеть старшего на рейде… Кэмпена! — Пожалуйста. Адмирал ждет вас… Узкие переходы. Трапы. Люки. Вниз, вниз, вниз! «Почему вниз?» Вестовой распахнул двери: — Прошу. Зилотти недовольно взмахнул старорежимной треуголкой: — Ах ты, сын собаки! Добавь: сэр! — Да, сэр. — Вот так уже лучше… Нравы британского флота ему были известны. Потребовав уважения к себе, Зилотти шагнул вперед через высоченный комингс, и двери были с лязгом задраены за спиною кавторанга. Так они задраивались по водяной тревоге. Намертво. Он огляделся в изумлении. Перед ним — броня. Справа и слева от него — броня. Борт… борт… переборка. И — никого! И даже не было иллюминатора — мигала над ним лампочка. Но заранее был приготовлен стул. Стул, чтобы сидеть. Этот стул был для него, и кавторанг сел… Все это называлось так: арест. * * * Из бокса «тридцатки» проследовала до кабинета поручика элегантная секретарша. — Сэв! — сказала она. — Кажется, взялись за «Аскольд». — Я знаю, — ответил Эллен. — Но пусть англичане разбираются с крейсером сами. Мы люди скромные, и от главного калибра подальше… Секретарша перебрала в руках бумаги: — Протест… протест… Я уже устала от этих глупостей. Но есть один протест, достойный внимания. — От кого? — На этот раз, — засмеялась секретарша, — протестует настоятель Печенгской первоклассной обители — сам отец Ионафан: ему не нравится, что в монастыре размещена тюрьма! — Да, тюрьма получилась первоклассная, как и сам монастырь: из Печенги не удерешь… Не отвечать! Брамсон пригласил Эллена на «Чесму», давно разоренную. Орудия с линкора были уже сняты, пустые станки башен заросли красной ржавью. Вдвоем с юристом поручик обошел гулкие пустые отсеки. Шарахались из-под ног крысы, испуганные светом. Переговаривались. — Если здесь шестнадцать камер, — говорил Брамсон, — да еще по левому боргу для предварительного заключения… — Обратите внимание: вот отличное помещение для караула! — Согласен, поручик. Лучше «Чесмы» труднее придумать тюрьму. Они даже рифмуются, — пошутил Брамсон, — тюрьма-Чесма… И что самое главное, никуда отсюда не вырвешься: броня! Когда они поднялись на палубу, мимо «Чесмы» — в сторону «Аскольда» — проходил паровой катер с британскими матросами. — Женщина там, что ли? — пригляделся Брамсон через очки. …Катер заметили и с борта «Аскольда». Нескладная высокая женщина привлекла внимание сигнальщиков. Вот она поднялась по трапу и оказалась шотландцем — здоровенным малым в короткой юбочке и берете. Шотландец на чистом русском языке заговорил: — Вы давали радио на «Глорию»? Я адъютант генерал-майора Фредерика Пуля… Что у вас тут произошло, ребята? — Вот, полюбуйтесь, — отвечали ему офицеры, показывая на мертвого матроса. — За что вы его убили? Что он вам сделал? Вся команда крейсера толпилась на верхнем деке, лицом к трапу, возле которого лежал Кудинов; над ним остановился шотландец в юбочке, с крепкими волосатыми ногами футболиста. И вдруг «Аскольд» слабо дрогнул: это пришвартовались к нему с другого (совсем другого) борта сразу два тральщика. Один — с пустой палубой, будто там все вымерло, а другой — с абордажной партией морской пехоты. Заклацали затворы карабинов, и шотландец перестал рассматривать убитого. — Кто здесь старший? Офицеры, команду — вдоль борта! Осталась только вахта, а весь экипаж замер в строю. И было объявлено, что возле совдепа состоится общий митинг, где генерал Пуль выслушает от аскольдовцев все претензии к британскому командованию. Велели прыгать на тральщик с пустой палубой, и тральщик сразу отдал концы. Возле совдепа аскольдовцев встретил язвительный Юрьев: — Попались, баламуты? Я вам еще тогда говорил: мы вашу лавочку прихлопнем! Качая штыками, сошлись две роты морской пехоты и взяли матросов в кольцо — не вырвешься. Короткие драки, однако, вспыхивали: люди перли грудью на штык… Но офицеры крейсера, которых свезли на берег вместе с командой, не вмешивались. Хотя, кажется, они и сами были бы не прочь сейчас подраться с союзниками. Стоило ли бежать от позора Гельсингфорса, чтобы окунуться здесь в позор мурманский?.. |