Онлайн книга «Крейсера»
|
— А меня на эскадре и не было, — спокойно ответил Житецкий. — Неужели я такой дурак, чтобы влезать в эту авантюру? Николай Лаврентьевич тоже не верил в успех Зиновия. — Но ехали‑то вы на эскадру Рожественского. — Мало ли что! Важно было уехать… Что мне здесь в этой дыре? А в Питере жизнь бьет ключом. Такие перспективы… захватывающие! Именно теперь, когда от флота остались разбитые черепки, кому, как не нам, молодежи, делать карьеру? Ведь уже ясно: старики опростоволосились при Цусиме, на смену этим архивным дуракам приходит новое поколение… такие, как мы! Только сейчас Панафидин заметил на плечах Житецкого эполеты лейтенанта, а на груди приятеля, подле Станислава, посверкивал эмалью и орден Владимира (правда, без мечей). Стукнув ногтем по ордену, спросил: — За что? Житецкий прикинулся наивным юношей: — Даром не дают. Делали для победы все, что могли. Не всем же стрелять из пушек… Ну, ладно. Об этом потом. Ты сюда? — Он показал в зал ресторана. — Тогда мы еще увидимся… Панафидин засел в углу ресторана перед бутылкой коньяку. Старая обида ворочалась в душе, почти физически ощутимая. Конечно, зависть ни к чему, но… «Уже лейтенант!» — Ладно, — сказал он себе, залпом выпивая две рюмки подряд. — Черт с ними со всеми. Поныряю на подлодках с полгодика и заслужу эполеты лейтенанта… честно! Вернулся в ресторан Житецкий и, проходя мимо, с дружеской лаской обнял его за плечи: — А чего ты в углу? Пойдем за наш столик. У меня там своя компания. Собрались люди полезные… для тебя тоже. Панафидин до краев наполнил третью рюмку. — Игорь, ради чего ты вернулся во Владивосток? — А ты не догадываешься, дружище? — Признаться, нет. — Я приехал свататься к Вие Францевне. Можешь считать, что приглашение на нашу свадьбу тобою уже получено… Коньяк глухо шумел в голове мичмана. — Поздравляю… приданое богатое, не правда ли? На лице Житецкого отразилась гримаса отвращения: — Дело не в деньгах, и ты меня хорошо знаешь. Дело в чувствах, а Вия Францевна давно испытывает их ко мне. — А ты? — Что я? — Испытываешь? — Безусловно. Чувства проверенные. И временем. И расстоянием. Ну, пошли, пошли, — тянул он Панафидина за свой столик. — Собрались свои люди. Вон, видишь и каперанг Селищев из отдела личного состава. Если у тебя трудности с вакансией, мы сейчас за выпивкой все и обсудим… В названном Селищеве мичман узнал того типа, который энергично и здравомысляще затачивал штабные карандаши. — Иди к ним, — сказал он Житецкому. — Я потом… Коньяк электрическими уколами осыпал его тело. В шуме множества голосов он улавливал тенор Житецкого: — Господа! Каждый индивидуум на Руси — кузнец своего счастья. Если вы хотите иметь успех в жизни, постарайтесь заранее выбрать себе хороших родителей, дабы еще в эмбриональном состоянии ощущать всю прелесть будущего бытия… — Браво, Житецкий, браво! — поддержал его Селищев. Панафидин рывком поднялся из‑за стола. По прямой линии, никуда уже не сворачивая, мичман двинулся на таран этой компании хохочущих негодяев и, устремленный к цели, почти сладостно содрогался от праведного бешенства… — Сними! — велел он Житецкому, подходя к нему. — Что снять? — Вот это все — и эполеты и ордена. За столиком стало тихо. Ресторан тоже притих. Панафидин, ощутив общее внимание, уже не говорил — он кричал: — Ответь! Почему всем честным людям на войне всегда очень плохо и почему подлецам на войне всегда хорошо? Лицо Житецкого стало серым, почти гипсовым. — Ну, знаешь ли, — пытался он отшутиться. — Это уже не благородный флотский «гаф», а скорее обычное «хрю‑хрю». Панафидин вцепился в его ордена и сорвал их. — Мерзавец, подлец… Тебе ли носить их? Там, далеко отсюда, погибли тысячи… и даже креста нет на их могилах! Только волны… одни лишь волны… …Утром Панафидин был разбужен незнакомым лейтенантом с большим родимым пятном на щеке. — Я тревожу вас по настоянию Игоря Петровича, моего давнего друга. Очевидно, мне предстоит быть его секундантом, и я прошу вас, господин Панафидин, озаботиться подысканием человека для секундирования вам. Желательно из дворян, чтобы поединок носил благородный характер. Вы меня поняли… Когда в странах Европы дуэли вышли из моды, в монархической России поединки были искусственно возрождены, закрепленные в быту офицерского сословия особым указом от 18 мая 1894 года. Русское законодательство продолжало считать дуэли преступлением, но было вынуждено оправдывать офицеров, тем более что отказавшиеся от поединка удалялись в отставку без прошения… Панафидин сел на дежурный катер, который подрулил к борту флагманской «России», отыскал лейтенанта Петрова 10‑го. — Извините. Давно помню ваш номер по спискам Петровых на флоте, но память не удерживает вашего имени‑отчества. — Алексей Константинович, — назвался Петров 10‑й. — Алексей Константинович, мне нужен секундант для дуэли, и я решил, что вы не откажете мне в этой услуге. Я вас знаю как мужественного человека, вместе с вами я не раз «призовал» японские корабли. Наконец, вы мне просто симпатичны. — Благодарю за честь, — сказал Петров 10‑й, тяжело вздохнув. — При всем моем уважении к вам лично я отказываюсь секундировать вас, ибо являюсь убежденным противником дуэлей, в которых торжествует не доказательство истины, а лишь случайный каприз выстрела. Но если бы и был сторонником дуэлей, я все равно отказал бы вам… — Почему? — Поймите меня правильно и не сердитесь. Дуэль в любом случае вызовет расследование, секундантов обязательно притянут в штаб к Иисусу, а там, чего доброго, глядишь, и с флота выкинут. А я, — сказал Петров 10‑й, — слишком дорожу службою на крейсерах. Наконец, я семейный человек… дети! Панафидин не стал настаивать: — Извините… — Впрочем, желаю успеха, — проводил его Петров 10‑й. Мичман не обиделся и посетил «Шилку», где его внимательно выслушал капитан 2‑го ранга Беклемишев. — Это совсем некстати! — огорчился он. — Но отказаться от вызова, я понимаю, вы не можете. Согласен помочь вам в этом дурацком занятии. Тем более что кому‑кому, а мне‑то отставка не грозит. Ибо на мое место охотников нету… Он спросил о месте и времени дуэли. — Утром в пятницу. На речке Объяснений. — Это в самом конце Гнилого Угла? |